Цитата:О-о, в ЦАХАЛе существует целая культура, основанная на этом понятии.
Английское spare (лишний, запасной) в иврите превратилось в спер. Спер – это то, чего у тебя теоретически, с точки зрения записей, нет, а на практике – вот оно. Замечательное созвучие с русским спереть указывает на основной источник существования этих стратегических запасов.
– Эй! Есть магазин спер?
– Возьми в том ящике.
У любого военнослужащего найдутся патроны спер, ремень для оружия спер, куртка спер.
В кладовке любого старшины найдутся пара ящиков рабочей формы спер, сотня магазинов спер, дюжина раскладушек спер.
У любого отслужившего в армии дома найдутся…
У Витамина на базе, к примеру, был бронетранспортер спер. И вообще, когда решили устроить у него на базе переучет, в сумме на складах обнаружились сперы на три миллиона долларов.
Начальство со сперами, разумеется, воюет. Устраиваются проверки, инспекции, обещаются страшные кары, ля-ля-тополя… Народ героически сопротивляется. Сперы прячут и маскируют. Устраиваются склады сперов в местах, до которых начальство не доберется. Инспекция в медчасти – сперы медпункта уже у связистов. Проверка у связистов – сперы уже перекочевали в типографию.
Однако же, сотрудничество – это перед лицом проверок. Внешней, так сказать, угрозы. А когда ее нет – о-о, как разные подразделения тащат друг у друга! Вернее, поднимают и исчезывают.
Поднять – чудное выражение из ивритского армейского сленга. Никто не говорит «украсть», вместо этого используют слово «поднять». Вроде как шел мимо, оно лежало себе, ну, я и поднял. Типа, а не фиг разбрасывать свое хозяйство без присмотра.
Исчезнуть – еще один кеннинг слова «украсть». У них исчезло, у нас появилось, и мы тому причиной – но при чем тут «украсть»?
«Где ты взял каску? – Я ее исчезнул в соседнем взводе.»
Мастерство поднимания и исчезывания вырабатывается и тренируется практически с первого дня службы. К примеру, на базе, на которой я проходил тиронут (курс молодого бойца), каждому взводу выдавался ящик с сакум”ами (аббревиатура от «сакин, каф ве мазлег» – «нож, ложка и вилка») для молочной еды и ящик с сакум”ами для мясной. По шестьдесят комплектов в каждом ящике.
Примечание для тех, кто не в курсе. Иудаизм запрещает смешивать мясную и молочную пищу. Поэтому религиозные евреи используют отдельную посуду для мяса, и отдельную для молочных блюд. Армия, дабы не оскорблять религиозных чувств, ориентируется именно на тех, кто соблюдает эту заповедь (всем остальным ведь по барабану, так что никому не мешает). Мясные и молочные блюда готовятся отдельно, в разных кастрюлях, и в столовой тоже используется разная посуда. Как правило, на «мясной» посуде ставят жирный мазок красной краски, а на «молочной» – синей. И не дай Бог, кто-нибудь осмелится помыть красную кастрюлю в синей раковине!
Так вот. Как уже было сказано, выдали два ящика с сакумами, по 60 комплектов в каждом. Назначили по ответственному за каждый ящик. Перед едой ответственный за соответствующий ящик приволакивает его в столовую, открывает, и каждый солдат берет себе из него сакум. По окончании – каждый моет свой сакум и сваливает обратно в ящик.
Этак дней за десять до окончания курса взводный сержант выстраивает нас, пятьдесят девять оболтусов, и рявкает:
– Ответственный за молочный сакум – шаг вперед!
Парнишка по имени Эльдад, тощий, кривобокий, перманентно испуганный, этакий ходячий собирательный образ забитого еврея, тоскливо выволакивает себя из строя.
– Сколько сакумов у тебя в наличии?! – грозно вопрошает сержант.
– Э-э… Сорок пять, сержант… – жалобно стонет молочный ответственный.
– Что-о?! – Сержант приходит в священную ярость, – Так зачем ты мне нужен, если даже вилки эти дурацкие сохранить не можешь? А ты знаешь, что через десять дней ты должен сдать шестьдесят´ комплектов?
Молочный ответственный вжимает голову в узкие плечи и испуганно моргает. Слов у него нет.
– Ответственный за мясной сакум – шаг вперед!
Мясной ответственный Боря, высоченный быкообразный очкарик, в свободное время борец-вольник, выдвигается из рядов.
– А у тебя сколько сакумов? – с ноткой безнадежности в голосе вопрошает сержант.
– Семьдесят пять! – гордо рапортует борец.
Немая сцена.
– Молодец! – рявкает сержант, подобрав, наконец, челюсть с плаца, – Вот, смотрите! Борис – хороший солдат! Эльдад – плохой солдат! Ясно?
– Ясно, сержант! – грохают хором пятьдесят девять лбов.
– Борис назначается ответственным и за молочный сакум! И чтобы через десять дней мне…
– Будет, сержант, – гудит Боря, – Я сказал!
С этого момента между взводами началась сакум-война.
Простейшим способом пополнить запасы было подсунуть ящик после еды солдатам из соседнего взвода, в надежде, что они не разберутся и свалят свои вилки к нам.
Каждый раз, когда мы дежурили в офицерской столовой, запасы сакумов в ней заметно таяли.
Когда соседний взвод на десять минут оставил свою казарму без часового, двадцать человек наших прокатились по ней, как цунами. Оставляя за собой раскуроченные ящики и унося в клювах сакумы, фляги, ремни и все, что плохо лежало.
Через десять минут разъяренная лейтенантша соседнего взвода вышвырнула нас из казармы, выстроила на плацу и принялась орать. К ее воплям подключился и наш сержант. Когда же лейтенантша, отдуваясь, удалилась, сержант оглянулся на нее через плечо и вороватым жестом показал нам «ОК».
Сюрреализм ситуации заключается в том, что к моменту сдачи вещей избыток сакумов был у всех взводов…
Есть, конечно, и знаменитая техника, которая в советской армии именовалась «принцип хлястика». Некий недостающий предмет все солдаты начинают по кругу поднимать друг у друга. Таким образом, начинается своеобразная лотерея: кто залетит при проверке…
Бригада «Голани» подняла в бригаде парашютистов бронетранспортер. Гром, молния, военная полиция… А БТР, между прочим, так и не вернули.
Признанные чемпионы в поднимании и исчезывании – МАГАВники (дословно – пограничники, по сути – жандармерия). Наряд магавников прошел мимо джипа танкистов: полторы секунды вне поля зрения – две рации тю-тю.
Что и зачем народ тащит из армии себе домой – эпопея отдельная. То, что пол-страны зимой ходит в армейских куртках – это так, мелочи.
Огромные такие круглые панорамные зеркала, которые торчат обычно на опасных поворотах для улучшения видимости, на армейских базах больше уже не ставят: поняли, что максимум через три дня столб стоит в гордом одиночестве, а само зеркало уже у кого-нибудь дома. Мода, видите ли, появилась – прикручивать эти самые панорамные зеркала на потолок над кроватью. Круто, понимаете ли, считается. Ну, не знаю – проснувшись, увидеть на потолке свою перекошенную рожу… а потом, отдышавшись после первого испуга, осознать, что ежели ента хрень навернется, да по башке… На любителя удовольствие. Адреналин, не выходя из дома.
Ладно, речь не о том.
Почти вся армия бреется, глядясь в поганенькие такие зеркала размером где-то тридцать на сорок, из пластика с зеркальным слоем. Обыкновенно их, ничтоже сумняшеся, прибивают к стене гвоздем прямо через зеркало, насквозь, благо оно и с самого-то начала не слишком ровное, а прикрепить сзади какую-нибудь петлю великий еврейский гений забыл, устремив все силы на проектирование танка Меркава. Короче, дрянь зеркало, только на оценку качества бритья и годится.
Уж кажется, врагам нашим такие подарки, правильно? Неправильно. Хочу. Потому как спер. У некоего вышедшего на пенсию расара в ванной комнате было зеркало во всю стену, составленное из таких вот пластиковых уродцев 30×40, поднятых по месту службы.
В какой-то момент армия сделала интересный финт ушами. Во всех газетах, по всем теле- и радиоканалам сообщалось, что в Израиле проводится операция «Возвращаем ЦАХАЛу». Приносите все то, что вы свистнули в армии, и теперь оно, на фиг вам не нужное, лежит у вас дома. А наказывать вас никто не будет, вы только верните.
Вопреки тому, чего ожидал бы циничный экс-советский человек, народ проявил сознательность и довольно много вещей вернул. Абсолютными рекордсменами в списке возвращенных сперов, несомненно, являются два ручных пулемета, гранатомет и надувная лодка коммандос с бесшумным двигателем...