Цитата:Людям надоело жить так, как они жили, и они мечтали о лучшей доле. Собственно, Уэллс потом и назовет Ленина «кремлевским мечтателем». Люди 1917 года – что лидеры революции, что юные девушки и парни в кожанках и с наганами, – все они жили Мечтой. Только они мечтали не в тишине кабинетов, библиотек и поэтических вечеров: они стали драться за свою мечту и действовать во имя ее осуществления. Красные победили потому, что их сопровождала накаленная и возвышающая романтика, причем такая, что во имя нее, во имя еще не вполне четких образов будущего они готовы были рисковать жизнью и ею жертвовать.
Кому-то нравятся идеи Октября, кому-то – нет, но важнее то, что людей объединила мечта о Новом мире, и они приняли вызов, согласившись на его построение. Более того, этот вызов вместе с ними приняла Россия. И Россия тогда сказала миру: «Ваш путь – путь в тупик. Вы веками пытались учить нас жить цивилизованно, но ваша цивилизация привела нас всех к бессмысленной бойне. Ваш мир на краю гибели, он расколот противоречиями, и вы сами не знаете, как жить дальше. Мы отказываемся жить по вашим правилам. И если вы хотите сохраниться – теперь вы будете смотреть на нас и учиться».
7 Ноября – это день Мечты. Постсоветская российская власть совершила огромную глупость, пытаясь отмежеваться от Октября. Она могла проводить какую угодно политику, но с пропагандистско-технологической точки зрения должна была сказать: «Мы – наследники Великой мечты, которая вела людей на революцию в 1917 году. Но все оказалось сложнее, чем предполагалось тогда, и мы, храня верность Мечте, будем идти к ней, опираясь на опыт и сегодняшнее понимание того, как решать эти задачи». Но на это у нее ума не хватило. Классовые инстинкты перевесили потенциал интеллектуального ресурса. Они противопоставили себя восстанию большевиков и тем самым противопоставили себя принципу единства в Мечте.
Общество, отказавшееся от Мечты, постепенно забывает, что главное – это не благополучие и изобилие на товарных полках, не комфорт и потребление, а развитие, напряжение, стремление «сегодня» построить мир «завтра». И, не имея внутреннего настроя, той внутренней целеустремленности в будущее и привычки к напряжению, которые обеспечивают любые победы, оно и лишается способности к прорыву в завтра, и не обретает благополучия сегодня. Собственно, в этом была беда и романовской монархии сто лет назад, но в этом – и трагедия позднесоветского общества.