Mihalych78

А , сыры-брынзы , не обращал внимания . Нашей брынзы вроде и не видел , греческую точно покупал .

Mihalych78

Переезжай в Сербию , русских там любят , опять же брынза .

И почему в ней нет консервантов, пальмовых масел и прочей продукции не рашенского СХ?

почему цуко молочная продукция из Сербии стоит чуть ли не дешевле вашей (хотя везли, таможили итд)?
Почему после нее отечественное есть не охота? И почему в ней нет консервантов, пальмовых масел и прочей продукции не рашенского СХ?

ПА-ЧЕ-МУ?????

Какая то СЕРБИЯ и кормит вкусностями РОССИЮ не смотря на лозунги с мест об успехах?

А причем тут сельское хозяйство? Задавай вопросы переработке и торговле.

что мешает?

далее даже небольшими партиями в теже маркеты в городе = постоянный спрос
что мешает?

В 1964 году один из белградских журналов проинтервьюировал своих старейших граждан, чтобы узнать секреты их необычайного долголетия. И вот что выяснилось. Милан Новакович — 125-летний житель сербской деревни — самый старый гражданин Югославии. К врачу он обращался всего один раз в жизни, два года тому назад, и то по поводу насморка. Всю свою жизнь он ел сыр и пил молоко. Ханифа Бабаич из Боснии — самая старая женщина в Югославии, ей 124 года. У нее было 17 детей, и она всех их пережила. У врача она никогда не бывала, пила много молока и ела много сыра. Подобный ответ получен и от 123-летней Иконки Трайлович. Прежде всего она была всю жизнь умеренна в еде.
Журнал пришел к заключению, что залог долголетия — умеренность в еде, свежий воздух и постоянный труд. А кроме того, конечно, постоянное потребление сыра и молока.

Сербы утверждают, что сыр способствует пищеварению. Любая трапеза у них начинается с ломтика сыра. Это или качкавали — сыр, который готовят только сербы, — или златиборгский, или липский.
Про каймак— дежурный продукт на кухне любой домохозяйки. Его получают с поверхностного слоя топленого молока. В небольших количествах каймак добавляют ко многим блюдам. Изготовление каймака настолько элементарно, что его обычно не покупают — любая сербиянка может приготовить его дома. Для этого следует взять обыкновенное коровье или овечье молоко, налить в плоскую миску, поставить в теплую печь и оставить там часа на три, затем охладить. Образовавшийся верхний и слой следует осторожно удалить, переложить в другую мисочку и слегка посолить. Каймак может быть использован немедленно. Совсем свежий каймак по цвету белый и очень нежный на вкус. Если он стоит какое-то время, то может слегка забродить, и тогда его надо немного больше присолить:вкус становится острее, каймак приобретает желтоватый оттенок. Свежий каймак часто прибавляют к дрожжевому тесту. Трудно представить себе настоящую гибаницу без каймака.

всмысле наверное как в целом к экономике

почему сдаем, а не перерабатываем?

далее даже небольшими партиями в теже маркеты в городе = постоянный спрос

что мешает?

Мы между прочим натуральное молоко молкомбинатам по 7 рублей сдаем.

По левую сторону с площадью граничит здание газеты «Правда». На крыше «Правды» сверкает огненная реклама, передающая последние известия. Никто из людей на площади не обращает на эти известия ни малейшего внимания. Мы задрали головы кверху и стали собирать бегущие огненные буквы: «Хлеборобы рапортуют... о досрочном перевыполнении... плана сдачи урожая». Мы с Андреем переглядываемся. До войны подобные новости напролет плясали из вечера в вечер, из года в год на крыше «Правды». И сегодня опять! Разве не было войны и всего, с нею связанного?

«Что это там такое написано, сынок?» — раздается за нашей спиной дребезжащий старческий голос.

Андрей отрывает глаза от светящихся букв. Рядом с ним стоит дряхлый старик. На нем домотканный зипун неопределенного цвета. Всклокоченная рыжая бородка обрамляет румяное старческое лицо, откуда поблескивают не по годам живые глаза. Из под старого картуза висят пряди длинных волос. Старик стоит слегка сутулясь, заложив руки за спину. Среди окружающей нас суеты центра Москвы он кажется пришельцем из другой эпохи. Теперь таких можно встретить лишь на картинках, да еще в глухих деревнях.

«Слаб я глазами стал, сынок, да и грамоте не учен», — как будто извиняясь бормочет старик. — «Сделай милость — прочти темному человеку что там сказано». Он говорит с Андреем так, как это принято у простых людей при обращении к вышестоящим — с уважением и подкупающей искренностью.

«Что-же ты, отец, грамоте не научился?» — с улыбкой говорит Андрей, тронутый видом и просьбой старика.

«К чему нам, простым людям, грамота», — рассуждает тот, переминаясь с ноги на ногу. — «На то есть ученые люди, чтобы все понимать».

«Ты сам, отец, откуда будешь?» — подделывается Андрей под крестьянскую речь.

«Мы люди подмосковские», — отвечает старик протяжно — «Наша деревня шестьдесят километров отсюда».

«Сына навестить приехал?» — спрашивает Андрей.

«Нет, сынок», — качает головой старик. — «За хлебом приехал».

«Что-же у вас на деревне — хлеба нет?»

«Нет сынок. Хлеб весь сдали. Теперь вот картошку со своих огородов возим на рынок продаем, а на эти деньги хлеб покупаем».

«Почем сейчас хлеб на базарах?» — интересуется Андрей.

«Семьдесят рублей кило, сынок».

«А государству почем сдавали?»

Старик переминается с ноги на ногу, вздыхает и нехотя говорит: «По семь копеек..».

Наступает неловкое молчание. Мы делаем вид, что забыли о первоначальной просьбе старика прочесть ему светящиеся буквы, и идем дальше. Через несколько шагов мы останавливаемся посреди площади перед острым гранитным обелиском, по сторонам которого прикреплены бронзовые доски. Раньше я десятки раз ходил по этому месту, но только сегодня гранитный обелиск привлекает наше внимание. Мы с Андреем подходим ближе, пытаясь разобрать в сумерках выгравированные на досках бронзовые надписи.

«Скажи мне, сынок, хоть про что тут говорится?» — опять звучит знакомый старческий голос. Старик в картузе как тень стоит за нашей спиной, смиренно переминаясь с ноги на ногу.

Улыбка скользит по лицу Андрея, когда он возвращается глазами к обелиску, намереваясь исполнить на этот раз просьбу старика. Он медленно читает вслух первые слова, затем замолкает и молча пробегает взглядом по рядам бронзовых букв. Углы рта его постепенно опадают, между бровей ложится глубокая складка.

«Что-же ты, сынок?» — сочувственно бормочет в бороду старик. — «Али там не по русски прописано..».

Андрей молчит и избегает смотреть в сторону старика. Я следую его взору и читаю неясные в сумерках позеленевшие буквы. Это выдержки из конституции СССР, права и свободы граждан Советского Союза. Голодная и оборванная Москва, жалкий крестьянин, приехавший в Москву за хлебом — и бронзовые обещания земного рая. Я понимаю почему замолчал Андрей, почему помрачнело его лицо.

(с) Г.П.Климов, "Песнь победителя"

сцуки
ты кстати с вопросом то тем разобрался?