Может быть даже этого собкорра использовали "в темную". Подсунули ему газетёнку, должным образом прокомментировали, а дальше - он все сам сделал. Одно слово - лыцари плаща и кинжала

ПОДВИГ ПРАСКОВЬИ

ГЕОРГИЙ СТРУКОВ

(Трагедия и величие русской семьи, уничтоженной фашистами)

Более полувека прошло с тех пор. Но этот день запомнился надолго.

Начало ноября 1960 года. Погода — хуже некуда. То дождь, то снег. И ветер промозглый, северный. Редактор был в отпуске, и я подписывал газету. Оттиски всех четырех полос у меня на столе. Осталось сверить сделанную правку и подписать в печать. И тут открывается со скрипом дверь, в комнату зашел молодой человек. Он мне запомнился как-то сразу своей внешностью и басовитым голосом:

— Редакция тута? — спрашивает. — Да вот, с просьбой пришел… Из села Семилуки я. Дом строю. Уже под крышей. А покрыть нечем. Шифера не могу купить. Был и в правлении колхоза, и в сельсовете, и у военкома. Везде отказывают. Потому к вам и пришел.

Спрос на шифер был огромный. Воронеж и прифронтовые села все еще восстанавливались. В торговлю кровли поступало мало. И, как правило, распределялось все по разнарядке. С такими просьбами к нам обращались многие, и, конечно, им редакция помочь почти не могла. Об этом я и хотел сказать парню. И тут как-то невольно обратил внимание, что у парня нет кисти правой руки.

— Подорвался на мине? — спрашиваю. Таких случаев, помнится, в здешних местах было немало.

— Да нет, — засмущался парень. — Отморозил. По глупости.

— Как же родители не усмотрели?

— Отец погиб, — ответил он. — А мать… — Парень замолчал, задумался, даже слезы на глаза навернулись. — Маму расстреляли фашисты. И не только маму. Бабушку и пятерых моих братьев и сестер тоже расстреляли. — И парень заплакал.

— Фамилия твоя?

— Щеголевы мы. Отца звали Степаном, маму — Прасковьей. Меня мать звала Санькой.

Александр рассказал мне жуткую историю, участником которой он был в годы оккупации. Трагедия этой семьи потрясла меня до глубины души. Сам я воевал и видел многие злодеяния фашистов. Но подобного не встречал.

«Как же так? — думаю. — Такую высокую цену заплатила семья за общую победу, а черствые начальники не могут найти каких-то сто листов шифера».

Спустились с Александром на первый этаж, где размещался райисполком. Зашли к заместителю председателя. Спрашиваю:

— Был у вас Александр Щеголев с просьбой помочь выписать шифер? Почему бы не помочь этому человеку?

— Шифера нам выделяют мало, а спрос большой. Всем помочь не можем.

— А вы знаете судьбу этого человека?

Зампред промолчал. Тогда я коротко рассказал о том, что произошло с семьей Щеголевых.

— Если бы я знал об этом, — в оправдание ответил собеседник. — Конечно, поможем.

Тут же позвонил председателю райпотребсоюза и дал указание выписать Щеголеву шифера сколько надо.

Саша, окрыленный, побежал в райпотребсоюз, а я пошел подписывать в печать очередной номер газеты. На второй день Александр снова зашел в редакцию поблагодарить за помощь.

— Шифер выписал. Оплатил. Спасибо вам огромное, — и показал квитанцию. — 150 листов.

— Хватит? — спрашиваю.

— С избытком. И на сарай останется.

Решил прогуляться с Александром, посмотреть на месте, где произошла трагедия, а заодно его новый дом.

В редакции в то время имелась автомашина «Победа». Ее передали нам из райисполкома. Раньше на ней ездил председатель. А теперь вот мы, журналисты. «Старушка» — так ласково мы ее называли — нас очень выручала. Район большой, и ездить за свежими репортажами приходилось ежедневно.

Накануне был дождь, а с утра подморозило. Под гору к Дону на машине спускаться не стали. Грунтовая дорога обледенела, и подняться назад было невозможно. Саша по тропинке повел меня к своему дому.

Дон здесь хитро петляет, делает семь излучин. Потому село на его берегу и город рядом называют Семилуки. Дом, на который Саша просил шифер, добротный. Из кирпича. Стропила уже обрешечены. Осталось только покрыть.

Своеобразное это село, Семилуки. Оно и на горе, и под горой, и за горой — разбросано во всю ширь. С левой стороны, если смотреть на восток, из-за Чернышевой горы высвечивается голубая лента Дона. На его западном берегу летом курчавится шапка молодой дубравы. У села Дон вплотную подходит к подножью высоких холмов.

— Вот здесь моя мама и вся наша семья, — проговорил Саша и указал на одинокий холмик земли в десяти шагах от крыльца.

Я шел за ним к дому и никак не ожидал увидеть могилу, обложенную кирпичами, и звездочку на памятнике из жести. Звездочка была покрашена масляной красной краской.

Смотрел я на одинокую могилу, и чувство печали и обиды переполняли сердце. Как же так, думалось, погибшим солдатам ставят памятники… А тут настоящие герои, но похоронены родственниками в огороде, в стороне от больших дорог, и имен их никто не знает.

Что же случилось в те далекие трагические дни?

* * *

https://podiemvrn.ru/podvig-praskovi

Vassya, там один безрукий в редакцию за шифером пришёл, обошлось без КГБ.

Какова была истинная цель этого визита?

До апреля 1966 года газета являлась органом Бюро ЦК КПСС по РСФСР и Совета Министров РСФСР, затем являлась газетой ЦК КПСС.

Ибо дать такой козырь врагам - мол, в Советской России не хватает шифера...

в Советской России не хватает шифера...

и доски-то были 40-ка необрезная..

Циркуляркой латвийского производства

Неужто сами обрезали?

солома укладывалась волнами, создавая видимость шиферного покрытия.

вместо того чтоб просто пустить собак по следу - зачем-то начали опрос населения...

кирпич тогда по справке с завода..