(киносценарий)

Незабвенной памяти авторов программы борьбы с пьянством и алкоголизмом посвящается
Сочинено к торжествам по поводу переименования того, что осталось от города-героя Ленинграда


ЭПИЗОД ПЕРВЫЙ

На экране зимний Петербург, на улицах толпы гуляющих, звучит бравурная музыка. По экрану идут титры:
"В год возвращения русской армии из французского похода масленицу в Петербурге справляли особенно весело и разгульно. В последний день масленицы, по традиции, генерал-губернатор столицы давал бал. Семья графа Ростова готовилась к нему очень тщательно."


ЭПИЗОД ВТОРОЙ

Коридор в доме Ростовых. По коридору, напевая что-то себе под нос, прогуливается граф, поглядывая то на часы, то на двери уборной графини. Дверь приоткрывается, и из уборной выскакивает растрепанная горничная с синяком под глазом.
ГРАФ: Что барыня?
ГОРНИЧНАЯ: Корсет затягивают, велели еще обождать.
ГРАФ: Черт знает что... Ладно, ступай, лахудра.
Шлепает горничную пониже спины, та убегает. Граф провожает ее взглядом, потом кричит вглубь дома.
ГРАФ: Архип! Давай!
Появляется лакей с подносом. На подносе штоф водки, стакан и половинка луковицы.
ГРАФ: Опять? Сколько раз говорено: один не пью! Где второй стакан?
ЛАКЕЙ: Ваше сиятельство! Помилосердствуйте! Душа не приемлет! Ослобоните, барин!
ГРАФ: Доброго отношения не ценишь, ирод... Давай!
Лакей достает из кармана второй стакан, наливает, оба выпивают и занюхивают - Граф луковицей, лакей - рукавом ливреи.


ЭПИЗОД ТРЕТИЙ

Уборная графини. Посреди комнаты стоит ее сиятельство, две девки, упираясь коленями в зад барыни, пыхтя, затягивают на ней шнурки корсета. Перед зеркалом крутятся Наташа и Соня, уже одетые. Соня брызгает на Наташу духами из флакона.
СОНЯ: Для себя... (мажет духами Наташе под носом), для друзей... (мажет за ухом), для нахалов... (брызгает за декольте).
НАТАША (капризным голосом): Как себе, так панталоны для нахалов душила, а мне?
ГРАФИНЯ (тяжело отдуваясь): Я тебе покажу панталоны! Чему девку учишь, коровища?
Шнурки корсета лопаются, девки падают, графиня орет и пинает их ногами, Наташа и Соня в восторге визжат. Дверь открывается, входит граф.
НАТАША и СОНЯ (хором): Нельзя, мы не одеты!
ГРАФ: Тихо бабы! Кузьма, давай!
За дверью раздаются тяжелые шаги и лязг железа. В комнату входят кузнец Кузьма и два подмастерья. Кузьма несет на плече корсет из полосового железа, подмастерья - переносной горн, гаечные ключи, кувалды. Кузьма надевает металлическую конструкцию на графиню, подмастерья, звеня ключами, начинают затягивать стяжные болты. Глаза графини вылезают из орбит.
ГРАФИНЯ: Ох, Господи, за что мне наказание такое?
КУЗЬМА: По грехам терпим, матушка.
Растопыренными пальцами Кузьма вправляет глаза на место. Затянув болты, подмастерья вставляют в гнезда раскаленные заклепки и начинают клепать.
ГРАФИНЯ: Полегче, полегче, жеребцы, не в кузне!
КУЗЬМА: Не извольте беспокоиться, матушка, не дай Бог, как давеча в Казанском соборе, заклепки сорвет. Страсти-то какие: одних раненых пять человек было, а скольких толпа с перепугу потоптала? Дьякон от волнения голоса лишился, регент вместо Достойно есьм "Камаринского" сдирижировал...
ГРАФИНЯ: Ладно, клепай, аспид!
Граф, удовлетворенно кивнув головой, выходит в коридор. Из-за двери слышен его голос.
ГРАФ: Архип! Давай!
ЛАКЕЙ: Барин, помилосердствуйте!
Слышны звуки наливания, выпивания и занюхивания.


ЭПИЗОД ЧЕТВЕРТЫЙ

Парадная лестница в доме Ростовых. Вся семья выходит на верхнюю площадку, внизу ждут лакеи и горничные с шубами в руках.
ГРАФИНЯ (подозрительно принюхиваясь к графу): Батюшка! Да ты никак уже?...
ГРАФ (ненатурально изображая возмущение): Мадам!...
Графиня хочет сказать еще что-то, но оступается на верхней ступеньке и, громыхая железом, катится вниз. Сбив с ног несколько дворовых, она наконец застревает в камине. Лакеи пытаются извлечь графиню, но безуспешно. Граф, воспользовавшись суматохой, скрывается за портьерой. Из-за портьеры доносятся слова: Барин, ослобоните!, Давай!, звуки наливания, выпивания и занюхивания. Граф выходит из-за портьеры, видит, что графиню еще не извлекли, и орет.
ГРАФ: Черт знает, что: женщину из камина достать не могут. Филимон, давай!
С улицы входит кучер Филимон с оглоблей в руках и выковыривает графиню из камина.
ГРАФ: Елпидифор! К завтрему камин расширить! И чтобы никаких больше застреваний!
ЕЛПИДИФОР: Будет исполнено-с, Ваше сиятельство, дозвольте только мерочку снять, чтобы по фигуре-с...
ГРАФ: Никаких мерок, делать на вырост, с запасом: в графине благости не убывает, да и девицы растут! (К графине) Душенька, сколь вы резвы нынче, просто птичка!
ГРАФИНЯ: Мы едем или не едем?
ГРАФ: Аристарх, давай!
Лакеи подают шубы, все одеваются и выходят. Входная дверь хлопает, из-за портьеры выпадает лакей Архип, гремя подносом и стаканами.
ЭПИЗОД ПЯТЫЙ




Внутренность кареты Ростовых. Пока дамы рассаживаются и расправляют юбки, граф задремывает в уголке. Графиня толкает его локтем.
ГРАФИНЯ: Мы едем или не едем?
ГРАФ (не открывая глаз): Филимон, давай!
Кучер Филимон понукает лошадей, но они лишь перебирают ногами на месте, и карета не движется, тогда Филимон щелкает кнутом и орёт.
ФИЛИМОН: Ну ты, жопа!
НАТАША (делая на французский манер ударение на последнем слоге): Маман, кес ке се жопА?
Соня хихикает, графиня некоторое время обалдело смотрит на дочь, потом толкает локтем мужа.
ГРАФ (не открывая глаз): Сим термином российские пейзане именуют лошадь, находящуюся в диспозиции к ним задом. При расположении же означенного животного являющемся противоположным данному, сиречь с переду, оно уже именуется морда. В случае, если же оная лошадь являет собой жеребца, то надлежит употребить термин "морда ху..."
Графиня снова толкает его локтем, граф умолкает на полуслове.
СОНЯ: Ах, мон пер, все-то вы на свете знаете и объясняете так интересно!
НАТАША (шевеля губами, повторяет про себя, чтоб не забыть): Если задом - жоп, если передом - морд, если жеребец - морд ху.


ЭПИЗОД ШЕСТОЙ

Дворец генерал-губернатора. В ярко освещенной зале для танцев толпятся гости, в буфете звон посуды, характерные звуки наливания, выпивания и закусывания. У входа мажордом выкрикивает имена и титулы прибывающих. Посреди залы губернатор беседует с несколькими гостями.
ГРАФ РОСТОВ: ...А наслышаны ли вы, господа, что намедни отчебучил Ржевский с компанией?
ОТЕЦ ПАВСИКАХИЙ: Не осведомлены, но резвость и богатое воображение сих вьюношей столь широко и скандально известны...
ГУБЕРНАТОР: Опять квартального на медведе катали?
РОСТОВ: Вообразите, господа, на Невском, в кондитерской Вольфа и Беранже, они представляли живую картину Гибель Помпеи!
КУТАЙСОВ: Хе-хе, Ржевский, разумеется, изображал Везувий?
РОСТОВ: Отнюдь, Везувий изображал князь Куракин - он перед тем по ошибке выпил вместо шампанского слабительного...
ОТЕЦ ПАВСИКАХИЙ: Господи, вот ужас-то!
ГУБЕРНАТОР: А Ржевский?
РОСТОВ: Ржевский изображал обнаженную женщину, убитую вулканической бомбой, да так натурально, господа, что случившийся здесь же лицеист Пушкин тут же написал с натуры стихотворение Смерть Камиллы!
ОТЕЦ ПАВСИКАХИЙ: Талант, несомненный талант!
ГУБЕРНАТОР: Кто? Пушкин?
ОТЕЦ ПАВСИКАХИЙ: Да нет же, Ржевский! Вы только подумайте: женщину! Голую! На Невском! Да еще натурально! ... Невероятно!
КУТАЙСОВ: Да-с, не оскудевает талантами русская земля!
ГУБЕРНАТОР: Черт знает что! Простите, святой отец, вырвалось. Граф, а как реагировали дамы?
РОСТОВ: Ваше высокопревосходительство! Ну как они могли реагировать - то же Ржевский!
ГУБЕРНАТОР: Да, действительно... это я того... Но каков стрикулист! Ну, попадись он мне...
МАЖОРДОМ: Граф Петр Андреевич Безухов! Статский советник доктор Михельсон! Поручик Ржевский!
ОТЕЦ ПАВСИКАХИЙ: Господи Исусе Христе, накликали!
ГУБЕРНАТОР: Мамоньки мои, мы ведь Государя ждем!
РОСТОВ: Да-с, ситуация, доложу я вам...
КУТАЙСОВ: Хе-хе-кс...
В залу входят Безухов, Михельсон и Ржевский. Доктор выглядит чрезвычайно озабоченным, Ржевский, с остановившимся взглядом, передвигается деревянной походкой, не замечая ничего вокруг себя, как во сне. Губернатор подбегает к Безухову.
ГУБЕРНАТОР: Петр Андреич, голубчик, зарезал! Без ножа зарезал! Ты зачем этого пьяницу сюда привел? Мы же Государя ждем!!!
БЕЗУХОВ: Ну, во-первых, не я привел, а Конрад Карлович, а, во-вторых, он совершенно трезв.
ВСЕ ГОСТИ (хором): Не может быть!
ГУБЕРНАТОР: Конрад Карлович! Умоляю, уведите его отсюда!
МИХЕЛЬСОН: Не могу: врачебный долг не позволяет. Поручик заключил пари, по условиям которого, он не имеет права употреблять спиртное в течении суток. Держится уже двадцать один час с минутами. Не ест, не спит, не сношается, по моим наблюдениям, находится в состоянии, близком к маниакально-депрессивному психозу. Необходимо чем-то его отвлечь, вот я его и привел.
ОТЕЦ ПАВСИКАХИЙ: Господи, страсти-то какие!
Ржевский, ничего не замечая и ни с кем не здороваясь, - очевидно, чисто рефлекторно - направляется в буфет.


ЭПИЗОД СЕДЬМОЙ

Буфет. Гости, разбившись на отдельные группы, выпивают и закусывают. Поручик подходит к одной из групп гостей.
1-й ГОСТЬ: Ну, судари мои, дай Бог не последняя!
Все дружно выпивают и закусывают. Ржевский резко отворачивается и отходит к другой группе.
2-й ГОСТЬ: Нет, брат, опохмеляться надобно всенепременно тем же, чем накануне накушался. И будешь ты блажен или, по крайней мере, не помрешь в одночасье!
Все дружно выпивают и закусывают. Ржевский шарахается в сторону третьей кампании, но слышит уже издалека...
3-й ГОСТЬ: Поехали мы с Голициным на охоту... Ка-ак нажрались! Ну, давайте-ка, за то, чтоб ружья не ржавели!
Все дружно выпивают и закусывают. Ржевский, шатаясь, отходит к дамам.
1-я ДАМА: ... Я ему и говорю: "Любезный, у меня в бокале муха плавает!", а он, нахал эдакий, отвечает: "Не извольте беспокоиться, в нашем заведении все мухи совершенно чистые!"
Поручик безумным взором обводит помещение, все вокруг выпивают и закусывают.
4-й ГОСТЬ: Человек! Водки!
Ржевский вздрагивает, как от удара, и со стенанием бросается к дверям. Вслед ему несется дружное скандирование одной из компаний: "Пей до дна, пей до дна, пей до дна!"


ЭПИЗОД ВОСЬМОЙ

Зала для танцев. В зале оживление: вот-вот должен прибыть император. В дверях бегущего Ржевского ловит за рукав доктор Михельсон, поручик пытается вырваться, но Конрад Карлович держит крепко.
МАЖОРДОМ: Их Императорское Величество Государь Александр Павлович!
Музыка играет тушь, Ржевский замирает по стойке смирно, рядом с ним склоняется в поклоне доктор. К императору подбегают генерал-губернатор и лакей с подносом.
ГУБЕРНАТОР: Ваше Величество! Извольте, по русскому обычаю, выпить рюмочку с мороза!
Царь с удовольствием выпивает и закусывает. Ржевский рычит и вцепляется зубами в портьеру, карниз обрывается и бьет Михельсона по голове, оглушенный доктор падает. Царь оборачивается на шум и видит поручика, живописно задрапированного портьерой, и у его ног бездыханного Конрада Карловича.
ЦАРЬ: А-а, Ржевский! Опять буянишь? Поди-ка сюда!
Ржевский строевым шагом направляется к царю, на ходу стаскивая с себя портьеру и с хрустом раздавливая подметкой очки доктора.
ЦАРЬ: Что ж это ты, голубчик, творишь? Куда ни приду, везде докладывают: Ржевский то, Ржевский се. То ты с девицами беседуешь так, что их замертво выносят, то голого Куракина с селедкой, пардон, в анусе публике русалкой представляешь, то вот испанского посланника так русскому языку обучил, что от его речей даже лошади краснеют. Впрочем, посланник, сам дурак: нашел у кого учиться, а вот чему такому у тебя научился попугай княгини Марьи Алексеевны, что она его - своего любимца - арезать велела? Ну сколько можно? Ты же культурный человек, блестящее образование получил...
РЖЕВСКИЙ: Так точно, Ваше Величество, читал-с.
ЦАРЬ (ошарашено): Что ... - ... читал?
РЖЕВСКИЙ: Книги-с, Ваше Величество.
ЦАРЬ: М-да... И что-же именно?
РЖЕВСКИЙ: - ...
ЦАРЬ: Ну хотя бы несколько названий... Ну что, например, сейчас читаешь?
Ржевский некоторое время тупо молчит, потом, встрепенувшись, бодро докладывает.
РЖЕВСКИЙ: Устав легкой кавалерии и Инструкцию по предотвращению поноса у конского поголовья в условиях южного театра военных действий.
ЦАРЬ (с трудом сохраняя добродушный вид): Ну вот... я и говорю: блестящее... гм... образование... Ладно, братец, иди танцуй - праздник всё-таки. Граф Петр Андреевич! Подбери поручику девицу покрепче, чтоб... э-э... не сразу в обморок падала.
БЕЗУХОВ: Слушаю-с, Ваше Величество.
ОТЕЦ ПАВСИКАХИЙ (умиленно): Сколь трогательно наблюдать доброту и ласковость Самодержца нашего. Святой, воистину святой!
ГУБЕРНАТОР: Вот именно... Я бы ему показал: понос у лошадей в театре. Адьютант! Завтра представить мне на утверждение список обязательной литературы для офицеров.
АДЬЮТАНТ: Из скольких наименований, Ваше высокопревосходительство?
ГУБЕРНАТОР: Все, что в моей библиотеке от бюста Государя до плевательницы. Нет, лучше от бюста и до полки с запрещенной литературой.
ОТЕЦ ПАВСИКАХИЙ: Божественного побольше, божественного!
ГУБЕРНАТОР: Да есть там: аршина полтора по верхней полке. Экзамен буду принимать сам! (К проходящему мимо Ржевскому) С девицей не разговаривать. Отвечать только на вопросы (грозит кулаком). И не дай Бог!...
Безухов представляет Ржевского семейству Ростовых. Поручик ангажирует Наташу, Безухов - Соню, Кутайсов - афиню. Гремит музыка, по паркету летят танцующие пары, в буфете выпивают и закусывают. Ржевский танцует рассеянно, почти не обращая внимания на Наташу, Безухов - с тяжеловесной грацией, ревниво поглядывая на Ржевского, Кутайсов - любознательно прислушиваясь к металлическому лязгу, доносящемуся из недр графининого туалета.
НАТАША (про себя): Ах, мон дье, Ржевский, такой красавчик!.. Почему он молчит? Может быть, заговорить самой? А о чем говорить с гусаром? Ну, конечно, о лошадях! Господи, только бы не показаться дурой! Как давеча папенька учил? Морд(... нет, кажется, жоп(... (Вслух, по-французски) Мсье, у вас есть жоп(?
РЖЕВСКИЙ: Что-с?
НАТАША (по-русски): Поручик, у вас есть жоп(?
РЖЕВСКИЙ (вздрагивая и сбиваясь с ноги): Разумеется, как у всех.
НАТАША: А какого цвета?
РЖЕВСКИЙ: Пардон, синего.
Наташа в изумлении останавливается, на нее налетает Пьер, оба падают, Пьер запутывается очками в кружевах на подоле Сониного платья, роняет ее на пол, споткнувшись о Пьера падает Кутайсов, сверху на них, стреляя заклепками, обрушивается мадам Ростова. Падают еще несколько гостей, кто-то сбивает канделябр, горящие свечи сыплются на образовавшуюся "кучу-малу". Слышны стоны задавленных, женский визг, крики: "Пожар! Караул, в ружье!", звуки наливания, выпивания и закусывания из буфета...


ЭПИЗОД ДЕВЯТЫЙ

Разгромленная зала для танцев. Лакеи и караульные солдаты разгребают кучу тел и с уханьем ставят "на попа" графиню Ростову. В углу стонет, лежа в неестественной позе, контуженный заклепкой отец Павсикахий.
ПАВСИКАХИЙ: Увы мне, убогому, железками бабьими, яко стрелами агарянскими, пронзаемому!
Мимо него под руки ведут Наташу, которая в бреду говорит на смеси французского с нижегородским.
НАТАША: Ах, мон дье, синяя лошадь, се си терибль, поручик, я люблю вас!!!
РОСТОВ (заплетающимся языком графине): Душечка, сколь вы резвы нынче... аж в буфете было слышно!
Царь, наблюдающий происходящее с живым интересом, подзывает адьютанта.
ЦАРЬ: Что там у них произошло?
АДЬЮТАНТ: Девица Натали Ростова осведомилась у поручика Ржевского о форме и расцветке его седалища.
ЦАРЬ: Шарман! А почему они все упали?
АДЬЮТАНТ: Ревность, Ваше Величество, граф Безухов неравнодушен к Натали.
ЦАРЬ: Очень интересно, а кто стрелял?
АДЬЮТАНТ: Мать девицы.
ЦАРЬ: Какие страсти! А Натали-то какова!
АДЬЮТАНТ: Совершенно справедливо, Ваше Величество, возмутительно.
ЦАРЬ: Возмутительно? Напротив - весьма пикантно! Я прекрасно отдохнул и развлекся. Передайте губернатору мою благодарность.
Возле дверей губернатор трясет за грудки Ржевского.
ГУБЕРНАТОР: Ты что натворил, паскуда!
РЖЕВСКИЙ: Вы же сами приказали отвечать на вопросы.
ГУБЕРНАТОР: Ну?
РЖЕВСКИЙ: Она спросила, какого цвета у меня зад.
ГУБЕРНАТОР: А ты?
РЖЕВСКИЙ: Я сказал: синего.
ГУБЕРНАТОР: П-п-почему синего?!
РЖЕВСКИЙ: Штаны линяют.
К губернатору и Ржевскому подходит адьютант.
АДЬЮТАНТ: Ваше высокопревосходительство, Государь передает Вам благодарность за прекрасно проведенный вечер!
Губернатор багровеет, пытается что-то сказать, но только беззвучно открывает рот и делает непонятные жесты руками. Первым ситуацию оценивает граф Ростов.
РОСТОВ: Губернатору дурно! Кто-нибудь, давай!
К ним подбегают сразу несколько лакеев с подносами, губернатор и Ростов прямо перед носом Ржевского выпивают и закусывают. Ржевский дико кричит и, схватившись за голову, выбегает из залы.


ЭПИЗОД ДЕСЯТЫЙ

Подворотня в доме, где квартирует Ржевский. В подворотне сидят два дворника, выпивают и закусывают.
1-й ДВОРНИК: ...Ну вот она ему и говорит: "Мусью Ржевский, страсти своей огнедышащей я противиться более не в силах и желаю сей же секунд отдаться вам телом и душой по причине вашей мужской авантажности и моей сердечной любви". А он ей, значить, и отвечает: "Я, конечно, мужчина галантерейный и соответствовать страсти девичьей завсегда способен, однако, пропозицию к Вам, мамзель, имею: желательно мне на ваш зад взглянуть, понеже у нас - саров - авсегда позитура такая: спервоначалу зад обозревать".
2-й ДВОРНИК: Да-а, живут же дворяне. А она чего?
1-й ДВОРНИК: А она, конечное дело, в сумление пришла, да сам понимаешь, чего любовь с бабами творит... "Извольте, говорит, глядеть". А под юбкой-то, сам понимаешь, темно, ну он, бедолага, свечечку-то с собой и прихватил, чтобы, так сказать, лицезреть с удобством. Так бы у них все и сладилось, да только юбка возьми, и от свечки той загорись. Он, родимец, как из-под юбки выскочит, да прыг в окно, да как вдарится бечь!.. А от юбки пожар сделался: дворец губернаторский начисто сгорел, две казармы, три бани и баржа с дровами на Неве!
2-й ДВОРНИК: А баржа-то с чего?
1-й ДВОРНИК: Да поручик, когда мимо пробегал, свечку обронил.
2-й ДВОРНИК: Вот черт безрукий!
1-й ДВОРНИК: Ужасный кошмар! Семь генералов сгорело, два фельдмаршала, а графьев всяких и не пересчитать! Сам Государь-Ампиратор на пожарной трубе скакал - народ спасать!
В подворотню входит, закрывая лицо воротником шинели, Ржевский. Дворники провожают поручика взглядом. Когда дверь за ним хлопает, оба вздрагивают, первый достает бутылку, второй - стаканы, оба выпивают и закусывают.
2-й ДВОРНИК: Фонарь надо было брать!
1-й ДВОРНИК: Чего?
2-й ДВОРНИК: Фонарь, говорю, надо было брать! Фонари, в рассуждении пожара, супротив свечей не в пример безопаснее, а еще лучше к окну ее было б подвесть, да юбку вздеть: и светло, и просторно! Эх, дворяне, все у них не как у людей!


ЭПИЗОД ОДИННАДЦАТЫЙ

Комната в квартире Ржевского. Поручик ходит из угла в угол, не зная, куда себя деть. Садится то на стул, то на кровать, то на подоконник. Раскуривает трубку, бросает, пытается читать - его передергивает от отвращения. Георгий Победоносец на иконе в углу понимающе переглядывается со своей лошадью. Блуждающий взгляд Ржевского останавливается на иконе, он подходит к ней и осеняет себя крестным знамением.
РЖЕВСКИЙ: Господи, за что я столь несчастен?
Георгий Победоносец сплевывает и отворачивается. Поручик достает из ящика пистолет, заряжает его, взводит курок, приставляет дуло к виску, потом передумывает и вкладывает ствол пистолета в рот. Георгий Победоносец зажмуривается и затыкает уши. Палец поручика ложится на курок, напрягается, кончик его белеет... Дверь открывается, в комнату строевым шагом входит денщик Прохор, в руках у него поднос, на подносе стакан и бутылка.
ПРОХОР: Ваше благородие! Сутки истекли!
Поручик некоторое время не двигается, потом опускает руку, но пистолет остается торчать во рту. Георгий Победоносец, не дождавшись выстрела, открывает глаза и с интересом наблюдает за происходящим.
ПРОХОР: Ваше благородие, пистолетик бы вынули - пить-то неудобно, да и стрельнуть может.
Пытается забрать у Ржевского пистолет, но поручик только мычит и зубов не разжимает. Прохор вопросительно смотрит на икону. Георгий Победоносец сжимает кулак и суфлерским жестом изображает хук справа. Денщик понимающе кивает.
ПРОХОР: Отдай пушку, дура!
Бьет Ржевского в ухо и с хрустом выворачивает у него пистолет изо рта. Поручик единым духом выпивает стакан водки и смачно целует денщика. Прохор распахивает дверь в соседнюю комнату. Виден накрытый стол, возле него стоят друзья поручика с бокалами и рюмками в руках. Слышны крики: "Ржевскому - УРА!", "Железный человек, я бы так не смог!", "Штрафную ему!", звуки выпивания и закусывания.


ЭПИЗОД ДВЕНАДЦАТЫЙ

По бульвару мимо конногвардейского манежа идут, обнявшись, отец Павсикахий и Конрад Карлович Михельсон. У доктора забинтована голова, отец Павсикахий сильно хромает, оба изрядно пьяны.
МИХЕЛЬСОН: ...И тогда обер-лейтенант Ржевский берет один палька для занавеска и бьет майн копф унд танцен на моих очках, доннерветтер!
ПАВСИКАХИЙ: Да не с очками он плясал, а с Наташкой, нечисть лютеранская...
МИХЕЛЬСОН: Майн либер Пасикахус, вы не понималь, эр танцен ауф дейм...
ПАВСИКАХИЙ: Да все я "понималь": десница Божья тебя поразила, а не "палька для занавеска". Это ж надо русскому человеку эдакое страстотерпство учинить: все пьют, а ты не моги. Да еще в буфет привел, с-с-садист. Сказано Владимиром Святым: "Веселие на Руси есть пити!"
МИХЕЛЬСОН: Зо, дас ист рихтиг: белый горячка есть ваш национальный черта.
ПАВСИКАХИЙ: Тогда выпьем!
Достает выпивку и закускую.
МИХЕЛЬСОН: Майн гот! Их кан нихт, это есть излишество!
ПАВСИКАХИЙ: Ты меня уважаешь?
МИХЕЛЬСОН: Я, натюрлих!
ПАВСИКАХИЙ: Тогда пей! (произносит тост) Отче мой! Если не может чаша сия миновать меня, дабы мне не пить ее, да будет воля Твоя!
МИХЕЛЬСОН: Прозит!
Оба выпивают и закусывают.
ПАВСИКАХИЙ: Теперь споем!
МИХЕЛЬСОН: Яволь! (запевает) О, таненбаум, о, таненбаум, ви грюйн зинд дайне блеттер!
ПАВСИКАХИЙ (одновременно с доктором): Ой ты Галю, Галю молодая, чому ты не вмерла, як была малая!
МИХЕЛЬСОН: Дас ист унмеглих... Это есть невозможно, языковые трудности.
ПАВСИКАХИЙ: Врешь, курва немецкая! Для русского человека невозможного нет!... А ну, запевай!
ОБА (хором):
Айне кляйне поросенок вдоль по штрассе проходил,
Официрен синим задом руссиш медхен удивил.
Вильс ду глюк? Тогда скорее что-нибудь себе налей,
Чтобы был ты здоровее тринкен шнапс и водку пей!
Из-за сугроба на них выпадает пьяный Ржевский, доктор бросается его обнимать.
МИХЕЛЬСОН: Майн либер фройнд! Как вы себя чуствовайт?
РЖЕВСКИЙ: Оставь меня, коварная, тебя не знаю я,
Тебе любовь не надобна, лишь задница моя!
Истерически рыдает и пытается вырваться из объятий доктора. Павсикахий гладит Ржевского по голове.
ПАВСИКАХИЙ: Не плачь, третьим будешь.
Ржевский сразу успокаивается, все вместе выпивают и закусывают. Из-за угла выбегают смеющиеся молодой чиновник и барышня.
БАРЫШНЯ (к чиновнику): Мсье, у вас есть лошадь?
ЧИНОВНИК (оттопыривая зад): Да! Серая, в яблоках!
РЖЕВСКИЙ: Серая, говоришь?
Бьет чиновника кулаком в глаз, тот падает.
РЖЕВСКИЙ: В яблоках?
Валит барышню лицом в снег, заворачивает ей юбки на голову и сдергивает с нее панталоны.
ПАВСИКАХИЙ: Ох, соблазн бесовский.
МИХЕЛЬСОН: Ржевский, фас!
Ржевский рычит и вцепляется зубами барышне в ягодицу. Барышня визжит.


ЭПИЗОД ТРИНАДЦАТЫЙ

Тот же бульвар у конногвардейского манежа. На нем толпа гуляющих. В кадре появляется Ржевский с окровавленным лицом. Он сплевывает и вытирает лицо куском кружевной нижней юбки.
РЖЕВСКИЙ: Серая, говорите, в яблоках?
Выхватывает из ножен саблю и решительным шагом направляется к гуляющим.
Звучит музыка, по экрану идут титры: "А в это время в маленьком уральском городке отец и сын Черепановы работали над моделью первого отечественного паровоза".

- КОНЕЦ -