Есть такая исповедь. Про житье послевоенное в СССР.
1947 – 48 гг. Разгар голодовки. Я был пухлый от голода вместе с
матерью и сестричкой. Мы с сестричкой ползали но траве, ели калачики,
ревели и выглядывали маму с колхозного поля, когда она принесет нам кусок черного хлеба.
В школе от голодных обмороков я падал под парту. Ходил в
лохмотьях. Был предметом насмешек и не мог защититься. Был слишком
стеснительным, робким, застенчивым. Если у меня в классе не было ручки
или чернил, я просто сидел за партой и плакал. Иногда ученики говорили об
этом учительнице. Та удивлялась: «Да что, у Андрея нет языка?!». Если
мне надо было в туалет – я боялся отпроситься.
Вспоминаю, как с ужасом увидел, как увозили по улице умерших от
голода – без гробов, замотанных в тряпки; и услышал разговоры о
людоедстве.
Но я упорно, до потери сознания продолжал учиться. Много книг
читал. Учеба мне давалась с трудом. Часто болела голова, кружилась. И
внимание у меня было какое-то рассеянное. Мне и сейчас трудно
сосредоточиться на чем-то.Я плохо видел написанное на доске – врожденная близорукость,
сейчас у меня очки: – 4,0. Я боялся спросить, что написано на доске, плохо
различал – нервничал, плакал. Очков у нас и не было в те годы, нас не
проверяли на зрение, а потом с возрастом боялся клички «очкарик». Очки я
стал носить только с тридцати лет, когда женился.
Так как в школе я не усваивал материал со слов учителя – по
рассеянности, а с доски – по слепоте, то усиленно занимался домасамостоятельно, по учебникам.
Так появились у меня скрытность,уединенность, отчужденность.
Когда меня дразнили «скелет» и били, преследовали, я прятался в свой
огород – ждал, когда вечером поздно придет мама с работы, плакал и
мечтал, что придет мой старший брат Степан и меня защитит.
Слезы обиды душили меня всю жизнь. Я стеснялся даже того, что
появился на свет.
1949 год – 13 лет, 6 класс. Вспоминаю, как в те годы, в холодной хате
– каждый раз, когда оставался в одиночестве, – становился на колени
перед иконой о углу и молился: «Господи, верни мне папу!». И в 1949 году
мой отец вернулся с войны. Больной, с туберкулезом легких, харкал кровью,
лежал, стонал. Нужно было хорошее питание, а его не было. У матери
тоже были частые головные боли, но в колхозе не лечили. И не знали
болезней в то время...Отец воевал с 1941 года. Поставили в окопы с пустыми руками: «Вот
жди, как убьют товарища, тебе достанется винтовка». Вырвались из
окружения. Партизанили, уничтожали врагов чем попало. Попал в плен.
Работал у немцев в шахте.
Освободили американцы. После освобождения подвергся репрессиям,
так как, по сталинским канонам, мог работать на немецкую и на
американскую разведку. Больного направили на лесоразработки в Коми
АССР, затем – в Чувашию...
1950 год. Старался в учебе опережать товарищей. Участвовал в
художественной самодеятельности. Правда, в коллективных формах –
хор, литературно-музыкальный монтаж. Был редактором стенной
газеты во всех классах. Оформлял всю документацию пионерского отряда,
потом – комсомольской группы. В школе допоздна чертил пособия по
разным предметам.
1951 год. Закончил семь классов нашей семилетки. Летом работал в
колхозе. Хотел поступить в ремесленное училище. Но не приняли посостоянию
здоровья – худой и слепой. Я очень переживал»Открыли впервые у нас восьмой класс, и я пошел в 8-й класс в родной
школе. В одиночестве постоянно читал в витрине газету «Правда» возле
конторы колхоза.
1952 год. Летом работал в колхозе на кирпичном заводе. В печи завода
однажды на меня обрушилась кладка кирпичной стены. Я дома долго
лежал в крови. Болела голова. Тошнило, рвало. Со мной работали
одноклассники Силенко, Коваленко.
1953 год. Умер Сталин. Был митинг. Я плакал и хотел съездить в
Москву, но денег на билет не было. Мы тогда были очень идейными.
Верили в скорую победу коммунизма во всем мире. Постоянно маршировали
по улицам с песнями.Летом я работал в совхозе имени Крупской. Убирали сено или солому
конными граблями. Мои лошади с испугу меня понесли по дороге, я упал на
железные прутья конных грабель. Меня волочило и било по каменной
дороге. Очнулся в районной больнице с сотрясением мозга, лечился.
1954 год. Закончил десять классов. Хоть ходил я в старом,
заштопанном, в латках костюме, но мне нравилась в 10 классе девушка,
Лиля Б.....ва. Она жила в железнодорожной будке на станции – мы
были у нее однажды с одноклассниками. Мне нравилось, как она играла
роль партизанки в самодеятельном спектакле. Нравились ее скромность,
женственность. Нас учили в школе возвышенной любви. Мне нравилисьвеснушки на лице Лили
Какие у нее глаза, я не знаю, своими близорукими
глазами я не мог в них заглянуть.
Но были у нас с Лилей и близкие отношения. Вплотную, рядом мы
сидели однажды в кинотеатре, соединив плечи, затаив дыхание. Я боялся,
чтобы наши одноклассники не заметили нас, что мы сидим не
шелохнувшись. Я хотел всегда поговорить с Лилей или зайти к ней домой
попутно, но никогда не посмел.
На нашей сельской улице сидели ребята и девчата. И я иногда, правда
очень редко, был с ними. Дело в том, что я был единственным
десятиклассником на двух этих улицах. Остальные работали в колхозе или
бездельничали. Меня считали слитком грамотным. Я видел, как они играли,
катались по траве, как ребята щупали девчат.
Но я мечтал о высокой любви, как в кино, в книгах. Если ко мне
подсаживалась девушка, я стеснялся, боялся, не знал, как вести себя,
робел, дрожал, старался подняться со скамейки....
И все в таком духе.реальное жизнеописание как сладко жилось в СССР обычного простого сельского пацана.
Попробуйте угадать кто это написал о себе и о жизни.Личность незаурядная.

Но этим рассказом он расстреливает и рвет демагогию и ложь которой нас десятилетиями скармливали в среднестатистических школах в эпоху 70х и 80х такие вот красные крысы,впоследствии перекрасившиеся.