Michail_09
то что выносили работяги, и то, что выносили управленцы-небо и земля

о идеологии партии и тепе: я вступил в комсомол в 14 лет потому что хотел поступать в ВУЗ - была выработанная система построения общества - хочешь вв вуз - должен быть комсомольцем, хочешь быть начальником отдела - должен вступить в партию... хочешь без конкурса в МГУ - просись в погранцы, на заставе вступи в партию... Верующих в идеалы адекватных людей к 90-м было ОООЧЕНЬ МАЛО

Источником фундаментальной угрозы для жизнеспособности КПСС в 70-е годы и позже стала также официально принятая её руководящими органами концепция социальной базы партии. Известно, что исторически партия большевиков возникла как партия диктатуры пролетариата. Со временем, однако, когда социализм победил "окончательно и бесповоротно", КПСС была провозглашена партией "всего народа". Эта установка сочеталась с твердой директивой Политбюро для партийных комитетов о сохранении и всемерном укреплении "рабочего ядра" партии.

Партийная статистика анализировала социальный состав нового пополнения партии по трем главным категориям: "рабочие", "крестьяне", "служащие". Под категорию "служащие" подпадали таким образом представители интеллигенции: управленческой, научной, технической и т.д. В этой системе координат укреплять "рабочее ядро" возможно было единственным способом: всячески увеличивать прием рабочих, ограничивая одновременно приток "служащих". Стремление реализовать этот элементарный алгоритм в живой жизни обернулось для партийных комитетов и партии в целом сущим кошмаром.

Дело в том, что обеспечивать вступление в партию рабочих с каждым годом становилось всё труднее. По двум причинам. Во-первых, на бытовом уровне сами рабочие не очень рвались в КПСС. Вместе с партийным билетом к ним приходила обязанность платить партийные взносы, посещать партийные собрания, выполнять какие-то мелкие поручения. А зачем это всё, если ты не лезешь в начальство? Во-вторых, самое главное, по мере экономического развития страны происходило перераспределение трудовых ресурсов из традиционных отраслей промышленности в сектора управления, науки, образования, сферы обслуживания, торговли. Но здесь штатным расписанием зачастую вообще не предусматривалась должность рабочего: сплошь "инженеры", "лаборанты", "операторы", т.е. формально для партийных статистиков "служащие". Помню, в пору работы в Орготделе ЦК, в сферу ответственности которого как раз и входили вопросы партийного пополнения, мне довелось составлять ответ на письмо из Ленинградской области. Автор, кто-то из местного райкома КПСС, сообщал, что они не могут сформировать парторганизацию на Ленинградской АЭС, поскольку там по штатному расписанию все числятся инженерами, т.е. для статистических отчетов "служащие". Как же так, справедливо возмущался автор, перед любым парикмахером дверь в партию открыта, поскольку он считается рабочим. А инженера АЭС мы принять не можем. "Какое же мы готовим будущее для нашей партии?"

Несмотря на титанические усилия Орготдела ЦК, "рабочее ядро" укреплялось из рук вон плохо. Так, в 1971 г. рабочие среди вступивших в партию составили 31,2%, а в 1981-м — 31,7%. Ничтожный "навар" за десять лет упорных трудов. Думаю, что и эти цифры были завышенными при помощи бюрократических манипуляций с понятием "рабочий". К примеру, я сам вступил в КПСС, будучи студентом Московского госуниверситета, а в отчетах проходил как "рабочий". В ту пору временно для Москвы действовало от ЦК соответствующая послабление.

С другой стороны, со стороны "служащих", ситуация выглядела также драматически — но по противоположной причине. Здесь напор желающих обзавестись партийным билетом был настолько сильным, что партийным комитетам приходилось прилагать чрезвычайные усилия, чтобы не допустить взрывного разбухания соответствующего статистического показателя или даже снизить его. Особенно азартно, изобретательно, нередко со скандалами и жалобами по всем инстанциям, прорывались в члены КПСС работники науки, образования, культуры, торговли, в меньшей степени — технические специалисты, в еще меньшей — управленцы, поскольку среди них и без того партийная прослойка была значительной.

Конечно, нельзя подозревать всех, кто вступал в партию из этой категории граждан, в корыстных намерениях. Большинство, наверное, все-таки совершали этот шаг из высоких побуждений. Вместе с тем было слишком много и таких, кто всеми правдами и неправдами прорывались в партию исключительно из карьерных соображений, в надежде что-то урвать от партии для себя. Они добивались партийного билета, чтобы как можно больше брать от общества, а не отдавать ему, вопреки торжественному обещанию в заявлениях о приеме. Вместе с ними в атмосферу внутрипартийной жизни проникали настроения либерализма, шкурничества, политического цинизма. В отчаянных попытках не допустить увеличения доли "служащих" в КПСС, партийные комитеты шли на вовлечение в партию массы случайных, порою даже маргинальных людей, лишь бы их можно было внести в отчет как "рабочих". В результате происходило социальное разрыхление и политическое разложение состава партии сразу с двух сторон: со стороны так называемых интеллигентов и со стороны так называемых рабочих. Такой непомерной ценой за десять лет, с 1971 по 1981 годы, удалось срезать долю "служащих" в партии на до смешного малую величину: с 44,8 до 43,8%. Нарастающее в результате всех этих бюрократических игр очевидное истощение жизненных сил партии пытались компенсировать увеличением числа профессиональных партработников. Только за время между ХХV и ХХVI съездами КПСС (1976-1981 гг.) во всех звеньях партии было установлено дополнительно более 8 тысяч новых должностей. Однако эти штатные щедроты ЦК не делали партию сильнее. Они лишь крепче пристегивали её к платформе государственного механизма.
вот тут про партию, как мне показалось довольно любопытно:

Следующая из опрометчиво недооцененных брежневским ПБ проблем, доставшихся со временем Горбачеву, это — интеллигенция. Точнее, те её продуктивные поколения, которые объявились на свет божий в основном в послевоенное время, получили за просто так добротное советское образование и испытывали от этого зуд больших жизненных амбиций личного плана. Они составляли пресловутый "средний класс" советского общества и имели разные причины быть недовольными брежневской командой. Прежде всего материальные. За 18 лет пребывания Брежнева (и Косыгина) у власти реальные доходы советских крестьян выросли втрое, рабочих — вдвое, а интеллигенции — остались практически неизменными. С преимуществом в пользу рабочих и крестьян решались многие повседневные социальные вопросы. Например, дети рабочих и крестьян, а также сами молодые рабочие и крестьяне пользовались определенными преференциями при поступлении в вузы и техникумы. Сильно раздражали интеллигентскую среду бюрократические ограничения на прием её представителей в КПСС, о чем отдельно поговорим ниже. Существовали, наконец, и быстро углублялись с бегом времени расхождения в мировосприятии между брежневской руководящей командой, состоявшей сплошь из людей военного поколения, и амбициозной послевоенной интеллигенцией, испытывавшей оскомину от нескончаемых разговоров о минувшей войне и желавшей на деле просто "нормально пожить". Хорошо бы так, как показывали в западных кинофильмах.

Дух определённой фронды по отношению к партийному правлению существовал, в той или иной мере, по всему профессиональному спектру интеллигентской прослойки: в среде служащих, журналистов, даже судейских работников… Шумно бузила во имя свободы и справедливости, зачастую с использованием технических средств западной пропаганды, сравнительно небольшая компания писателей-диссидентов. Впрочем, у них были какие-то свои отношения с 5-м Управлением КГБ, в рамках которых писатели и "цепные псы тоталитарной идеологии" таинственным образом находили возможности для взаимовыгодного сотрудничества. В связи с последним утверждением не могу удержаться от небольшого отступления.

В далеком 1957 г. журнал "Юность" опубликовал повесть студента Литературного института Анатолия Гладилина "Хроника времен Виктора Подгурского", имевшую у советской молодежи оглушительный успех. Столь быстрая всесоюзная слава, видимо, травмировала неокрепшую психику молодого писателя и, спустя какие-то годы (не помню уж точно, какие), он вынырнул "за бугром" как сотрудник русской редакции радио "Свобода". Где занялся привычным испокон веку для русского либерала делом, т.е. в полную силу отпущенного ему Богом таланта поливал за чужие деньги собственную страну. В 2001 г. в издательстве "Олимп" в Москве вышел очередной роман Гладилина: "Меня убил скотина Пелл". Пелл — это фамилия большого американского начальника на радио "Свобода", который в кругу своих ближайших сотрудников выдает афоризмы типа: "Вы заметили, что все русские — писатели. Хоть бы один был говновозом". Роман, как можно понять, в основном автобиографический, о мытарствах русского эмигранта Говорова, уволенного в возрасте за 50 лет из штатов "Свободы" и постигающего на собственной шкуре истину, что "увольнение на Западе человека после пятидесяти морально равносильно смертному приговору, обрекает на безработицу и нищету. За что?" Скажу по правде, за последние несколько лет мне не доводилось читать писательского сочинения более безысходного и трагического. А вспомнил я о нем здесь вот почему. Оказавшись не удел, Говоров распутывает на досуге клубок своей прошлой жизни, и задумывается, между прочим, над вопросом, почему Москва не глушила его фельетоны о Брежневе в эфире "Свободы": "Лишь позже Говоров понял, что в Союзе менялся политический климат, товарищ Андропов устал ждать, начал потихоньку сталкивать Леонида Ильича, и Говоров, сам того не подозревая, ему подыгрывал. А вот капитан (лейтенант или майор) ситуацию давно просек, поэтому лениво подшивал фельетоны Говорова в досье и хихикал в рукав". Хихикает, ясное дело, чин КГБ. Подобные прозрения посетили с годами, наверное, головы многих литературных телят, которые в былую пору азартно бодались с дубом КГБ и целили в коммунизм, а угораздило их — надо же! — в Россию.

Однако в конце 70-х вовсе не писатели доставляли главную головную боль политическому руководству страны. Ее доставляла плотная масса способных, хорошо образованных, не занятых полезным делом и жаждущих власти людей, скопившихся в бесчисленных советских НИИ и прочих учреждениях подобного типа. В Советском Союзе, как известно, изначально существовал культ науки. Выдающиеся достижения СССР в области науки и образования признавали безоговорочно даже заклятые враги советского государства. Знаменитый министр Третьего Рейха Альберт Шпеер, посетивший в 1942 г. занятый немцами Днепропетровск, вспоминает о городе: "Я был до глубины души поражен обилием в нем институтов и техникумов. Ни один германский город не мог сравниться с ним. Непреклонное стремление Советского Союза стать одной из ведущих индустриальных держав произвело на нас очень сильное впечатление".

Базовой организационной структурой советской науки являлись научно-исследовательские институты (НИИ), количество которых в стране год от года неуклонно увеличивалось. В какой-то момент этот рост, видимо, превысил некий естественный для государства предел, после чего процесс количественного размножения НИИ принял неуправляемый характер. Все попытки партийных и государственных властей справиться с этой стихией, взять её под контроль потерпели неудачу. В том числе, замечу, и после Брежнева. На приснопамятном октябрьском (1987 г.) Пленуме ЦК первый секретарь МГК партии Ельцин плакался своим однопартийцам: "Мы призываем друг друга уменьшать институты, которые бездельничают, но я должен сказать на примере Москвы, что год тому назад был 1041 институт, после того, как благодаря огромным усилиям с Госкомитетом ликвидировали 7, их стало не 1041, а 1087… Это, конечно, противоречит и линии партии, и решениям съезда, и тем призывам, которые у нас друг к другу есть".

К 1980 г. в СССР имелось около 1,4 млн. научных работников, включая сюда научно-педагогические кадры вузов. Что составляло четверть от общего числа всех научных работников мира. С учетом всевозможного вспомогательного и обслуживающего персонала эту цифру нужно, как минимум, утроить. Невозможно, разумеется, вычислить, сколько было в этом научном воинстве искренних служителей науки, чьими трудами она действительно прирастала. Было их, конечно, много, может быть, даже большинство. Иначе как могла бы жить и развиваться наука? Но вместе с тем год за годом неуклонно увеличивалась доля работников низшего и среднего звена, для которых трудоустройство в НИИ являлось не более чем удобным способом избежать работы на производстве. Здесь, изнывая от безделья и не видя перед собой сколь-нибудь ясных карьерных перспектив, они коротали время до пенсии, интриговали, бродили в рабочее время по кинотеатрам и магазинами (за это в свое время их попытался приструнить Андропов), брюзжали в неопрятных курилках по адресу своего, разумеется, глупого начальства, идиотизма, с их точки зрения, брежневского правления и советского социализма в целом. В тяжелое для страны время горбачевской измены именно из этой среды профессионально ущербных научных клерков, дотоле прозябавших в своих НИИ и лабораториях, воротилы "черной" экономики легко навербовали себе армию особо даровитых, лютых и бессовестных комиссаров капиталистического реванша.

Этого пидара даже похоронят не по православному, не на 3-й день, а только завтра.А вот Турчинского правильно, сегодня, как и положено , на 3-й день

Кстати таких "управленцев" в Китае устраняют физически

Под Имрамычем тебе видно захотелось пожить

СьРуннер! Так я с себя и начал! Я тогда школу заканчивал и так радостно мне было тогда, что американское кино и жвачки теперь будут!

была выработанная система построения общества - хочешь вв вуз - должен быть комсомольцем,

гы г...а где были нынешние праители? где был путенг в то время? :

max50 писал(а):
603 писал(а):
была выработанная система построения общества - хочешь вв вуз - должен быть комсомольцем,

Это враки какие-то. Мои родители ни в какой комсомол на вступали, приехали из деревни и поступили, правда мама не с первого раза

так и сейчас отслужившим в армии дают льготы при поступлении, что в этом плохого-то???

Пока нет статистики о количестве отказов о поступлении в ВУЗ по причине беспартинойсти разговор обретает идеалогический оттенок. Истории моих родителей и родителей большинства знакомых не дают оснований к преувеличению роли партбилета в их жизни.

Пока нет статистики о количестве отказов о поступлении в ВУЗ по причине беспартинойсти разговор обретает идеалогический оттенок. Истории моих родителей и родителей большинства знакомых не дают оснований к преувеличению роли партбилета в их жизни.

Ввязался в спор поскольку твы явно преувеличиваешь маразм ситуации в конце существования СССР. Он был, но не настолько.