Есть у меня батюшка знакомый, священник, отец Сергий, мы приятельствуем.

И вот как-то помню жена давай ни с того ни с сего домогаться, попроси батюшку своего, пусть он нам квартиру освятит. Ага. Видно подруги её подговорили, что ли. Ну, тётки с нашего же дома. Из той, знаете, категории дамы, которые как-то резко партбилет на библию сменили и из полушалка не вылазят.

Ну ладно. Токмо волей, как говорится, пославшей мя жены. Батюшка говорит - "Да не вопрос. Когда удобней? У меня вот четверг не занят"
Ну, в четверг так в четверг. Я-то правда работаю, но моё-то присутствие как бы не особо и нужно ведь, была бы квартира на месте.

Вечером в четверг еду с работы домой, купил карпа живого по дороге, три штуки. Люблю карпа. А тут прямо с машины продают. Домой пришел, думаю, брошу-ка я карпа-то в ванну пока. Смотрю, и вода как раз в ванной набрана. Ну, мало ли, собиралась что-то делать, да не успела, убежала. Я карпов туда - бултых, и они так оживились сразу, плавают туда-сюда, один правда пока боком всё. А ведь были дохлые совсем. Ну надо же! - думаю.

Сижу, ужинаю. Приходит жена. Шасть в ванну, оттуда крик "Что ж ты наделал, нехристь!" Ё-моё, а что я наделал-то?
В ванной оказалась вода-то - святая!
Её вишь, подруги-то, когда узнали про освящение, подговорили и воду заодно освятить. Им из церкви тяжело носить, ага. А тут оказия.
А в чём святить, что б на всех хватило? А давай прямо в ванне запузырим. А батюшке какая разница, в чём святить? И освятил.

Ай-яй-яй, какая неприятность. То-то карпики быстро так ожили! Знать бы, думаю, самому надо было сперва окунуться. Был бы глядишь сейчас молодец молодцом, из святой-то водицы.
Но молчу. Потому что подруги уже порог бидонами обивают, воды требуют.
Короче, не повезло им. Карпам зато повезло.
Хотя нет, карпам тоже не повезло, потому что их потом всё равно зажарили и съели. Я съел. Сам. Один. "Всё съел один сам!"(с)

Потому что жена есть наотрез отказалась. И чистить. И жарить! И даже требовала, что бы я этих карпов выпустил, потому что убивать их теперь - грех.
Ага. Ерундой всякой заниматься в семейной ванне не грех, а рыбу жарить - грех.
Всё какие-то суеверия глупые.
Съел я тех карпов за милую душу. Ну и чего? Карпы как карпы. Ничего святого

Вобще-то у меня вопрос, кто че-нить в таком же духе хорошего знает в инете - чтоб почитал и на душе благодать

Всё съел один сам!"(с)

Смотрите, значит. Сюжет такой.

У нас родник, он у самой речки, от труб до кромки воды метров шесть наверное (для достоверности где-то даже есть фотографии)
А тут же рядом, метров тридцать выше по реке от родника - купалка. Ну, как купалка? Бочаг просто небольшой, самое глубокое место. Речка-то сама - переплюнуть можно. И мостик такой небольшой, с него то рыбачат, то бельё полощут, то пацаны ныряют. Зимой речка совсем не замерзает. Там по дну ключей много потому что, даже летом из-за этого вода ледяная. Мало кто купается, зато пиво остужать самое то. И утки круглый год.

И ещё есть у нас там два местных моржа. Муж с женой. Люди уже в возрасте, думаю даже - пенсионеры. Каждый вечер, под покровом темноты, что б никого не смущать (или самим не смущаться), они придут, возле мостика разденуться тихонько, чуть-чуть поплавают, вылезут и фыркают. От удовольствия. Пофыркают-пофыркают, оденуться, и уходят. И вообще ведут себя очень тихо. Потому что на роднике всегда-всегда народ.

Ну, местные, и те кто постоянно, все их давно знают и не удивляются, привыкли. Но есть и такие, кто или новый, или случайно. И вот намедни, в эти самые как раз лютые морозы, народу на роднике никого, времени уже часов наверное одиннадцать, и два таксиста, по пути видно, решили водичкой ключевой разжиться. И стоят наливают эти баллоны, здоровые, которые в кулер втыкают. Один налил, берёт баллон-то, а сам приплясывает аж от холода. Ну, чего, из тёплых машин-то выскочили по лёгкой, а температура-то - уши сворачиваются ещё до реки не спустился. Ну, он пританцовывает так с кулером, приятеля ждёт, и говорит как бы промеж делом "Блять! Ну и холодина же, а?! Когда же морозы эти уже закончатся нах!"

И тут сзади ему раздается голос.
"И не говорите! Вот уж действительно! И не искупаешься толком-то!"

А там, надо понимать, география местности такая, что мужики стоят со своими баллонами жопой к реке, и там, позади них, они знают, ничего кроме реки быть не может, потому что сразу за жопой вода начинается. И вот этот мужик с баллоном медленно-медленно поворачивается, и видит, что в реке, прям напротив него, по середину бедра стоит дама в купальнике, и плечиками так потряхивает, что б вода-то значит на плечиках замёрзнуть не успела, и фыркает. Фыркает и на него смотрит! А пар от неё аж валит! И вообще пару там много, как в бане, потому что мороз, а от открытой воды в мороз всегда пар. И пар этот ещё больше сюра ситуации придаёт.
И он, мужик-то, шмяк! - баллон-то и выронил. От недоумения. И прямо на ногу своему коллеге. Который тоже как раз с открытым ртом стоял рядом.

Но коллега на это даже ничего не сказал. Ну, что, мол, вот, коллега, вы ведь мне баллон на ногу-то уронили! Ну, как водители друг другу в таких случаях обычно говорят, да? Не сказал. Может не успел, а скорей всего просто потому, что как раз в этот момент позади дамы из воды показалась голова, а потом, отфыркиваясь, появилось и все остальное тело мужика в трусах.
Мужик этот вытер лицо ладошкой, посмотрел на берег, шлёпнул даму слегка по ... ну, понятно, и говорит:

"Да пошли же уже! Что уставилась? Мужиков одетых никогда не видела?"

Но коллега на это даже ничего не сказал. Ну, что, мол, вот, коллега, вы ведь мне баллон на ногу-то уронили! Ну, как водители друг другу в таких случаях обычно говорят, да? Не сказал. Может не успел, а скорей всего просто потому, что как раз в этот момент позади дамы из воды показалась голова, а потом, отфыркиваясь, появилось и все остальное тело мужика в трусах.
Мужик этот вытер лицо ладошкой, посмотрел на берег, шлёпнул даму слегка по ... ну, понятно, и говорит:

Пили как-то в общаге. Спонтанно совершенно, так просто, без повода. Хотя, с другой стороны, если позади тяжелая неделя, впереди два выходных, и есть водка – какой ещё нужен повод? Причем так случилось, что водки было хоть залейся, а закусить – ну хоть шаром покати. Как ни странно, эта нелепая диспропорция случалась у нас значительно чаще, чем наоборот. Даже во времена тотальной борьбы с пьянством, о которых и идёт речь. Ну вот. Ночь с пятницы на субботу, общага, море водки, шесть молодых голодных мужиков, и две ириски. А есть-то хочется! Где взять еды? Ну хоть хлеба? Последний гастроном в городе закрылся в десять. Если бы, к примеру, за водкой, то можно и в ресторан слетать. Но за едой? Даже в голову не придёт.

Меж тем хорошая, добротная еда находилась совсем рядом, даже в пределах видимости, на балконе этажом ниже. Там хранила пельмени, которые делала на продажу, Люба Самогон.

Первые шесть этажей нашей фабричной общаги, типовой девятиэтажки, заселяли «семейные», те, кто годами ждал очередь на квартиру. А три верхних – молодёжь, вроде нас. При этом кроме работников фабрики в общаге каким-то образом ютился и самый разнообразный прочий сброд. Например, комнату на третьем этаже занимал участковый, Витя Луноход. Кличку Луноход он получил за то, что страдал нарушением сна, и от бессонницы еженощно совершал обходы своего участка. В связи с чем, кстати, уличная преступность на его участке была мизерной, и Витя числился на хорошем счету у начальства.
Серёга Григорян по кличке Атавизм жил с женой на пятом. Он был единственным женатиком из нашей компании, никогда нигде не работал, промышлял фарцой, и без проблем выручал нас в трудные минуты тотального безденежья. Мы в свою очередь частенько прятали его у себя в шкафу от тяжелой руки супруги Вали, у нас он хранил заначку и кой какие вещи.
Ну а на шестом, прямо под нами, жила молодая баба, вдова с малолетними близняшками, Люба Самогон.

Любу знал весь район. Когда она осталась одна с двумя грудными детьми без мужа, свёкор, который жил в деревне, придумал ей бизнес для выживания. Гнал у себя в деревне самогон в промышленных масштабах, привозил флягами, а Люба разливала в тару и торговала. Поскольку других источников существования у неё не было, Витя Луноход смотрел на это дело сквозь пальцы. Однако вскоре времена настали суровые, торговлю самогоном пришлось свернуть, а кличка прилипла и осталась. Оборотистый свёкор без затей придумал Любе новый бизнес. Привозил из деревни мясо и муку, а Люба вертела пельмени на продажу. Пельмени, универсальная общежитская еда, да ещё домашние, из нормального мяса, по цене магазинных из не пойми чего, разлетались у Любы только дай. Близняшки, едва подросли, стали Любе активно помогать, отчего покупатели то и дело натыкались в пельменях то на монетку, то на гаечку, то на пуговицу, то на мелкие детали детского конструктора. Но не жаловались, а смеялись и говорили «На счастье!» Зимой, когда с хранением проблем не было, Люба делала пельмени с большим запасом, фасовала по килограмму в целлофановые пакеты, морозила и складировала на общем балконе.

Мы были у Любани постоянными и доверенными покупателями, и если её не было дома, свободно могли брать товар без спроса, в долг. Для этого достаточно было попасть в общий холл семейной секции, откуда вела дверь на балкон. В любое время, но только не ночью. Постучав ночью в семейную секцию с такой просьбой, можно было рассчитывать только на удар сковородкой по башке. Мы это знали, но после каждой стопки, выходя покурить, всё равно невольно упирались голодным взглядом в залежи продукта этажом ниже.
- Эх, блин! Видит око да зуб неймёт!
- Как бы достать? Близко же, зацепить только как-то...
- Спиннинг бы… Или хоть «кошку»
И тут Олег сказал.
- Ёпть! Так Муська же!

Молодая кошка Муська появилась у нас в комнате неизвестно откуда с полгода назад. Просто однажды вошла в открытую настежь дверь, осмотрелась, принюхалась, и осталась жить. Почему она нас выбрала? Фиг знает. С едой у нас был вечный напряг, никто с ней особо не тетёхался, могли и шугнуть, если путалась под ногами. Непонятно, короче. Но прижилась и прижилась. Она любила спать свернувшись клубочком на чьей нибудь подушке, при попытке снять имела скверную привычку цепляться за наволочку всеми четверьмя лапами и отделить её окончательно можно было только крепко уперевшись в подушку ногой. Видимо про это её свойство и вспомнил Олег.
- А чё? Подушка же всяко побольше пельменей весит!

Связали два шарфа. (Тогда, помните, как раз в моде были такие трехкилометровые шарфы, которые обматывались восемнадцать раз вокруг шеи и всё равно волочились по земле?) К одному концу аккуратно под живот подвязали Муську. Провели испытания на подушке. Подушку кошка цепляла сразу и надёжно. А вот сумеет ли она пронести килограмм пельменей над пропастью, можно было установить только по месту. И шестеро лоботрясов с одной кошкой подмышкой вышли в ночь. Оператором подъёмного механизма был назначен Олег. Мы стояли на подстраховке и сопели, перевесившись через перила. Конечно, никто всерьёз не рассчитывал на результат. Так, дикое развлекалово пьяных великовозрастных придурков. Олег осторожно опустил кошку наружу, стравил до уровня шестого этажа, и, слегка качнув, опустил точно на упаковки пельменей!

Муська, почувствовав опору под ногами, не обманула ожиданий и дисциплинированно запустила когти в пакет, цепляясь за скользкую поверхность как за жизнь. Олег слегка поддернул шарф, заставляя кошку ухватиться крепче, и начал осторожно выбирать. Мы запыхтели! Кошка скользнула по ограждению, и зависла легко покачиваясь вместе с пакетом над бездной. Мы затаили дыхание. Так нам хотелось пельменей, что аж слюна с балкона капала. Олегу оставалось только осторожно и быстро вытравить конец, когда случилось непредвиденное.

Кто-то прошипел «Шухер! Луноход!», но все и так уже увидели, как из-за угла дома появился участковый. Он традиционно завершал ночной дозор обходом по периметру общаги. Все замерли. Витя неспешно шел под балконами, и вверх, к счастью, не смотрел. Но в тот момент, когда мы уже решили, что пронесло, в тот момент, когда Витя как раз поравнялся с нами, Муська отпустила пакет. Испугалась уголовного преследования? Решила нам отомстить? Фиг знает этих кошек. Так или иначе килограмм пельменей в ночной тишине шурша плавно полетел вниз.

Он рухнул точно перед носом участкового, взбодрив воздух приятным морозным стуком. Пакет взорвался, и пельмени брызнули Вите под ноги. Тот замер от неожиданности. Мы отпрянули и тоже застыли. Однако вместо того, что бы посмотреть вверх, Луноход нагнулся и стал изучать содержимое под ногами. Это нас и спасло. Кто-то крикнул шепотом «Атас!» и ломанулся к выходу с балкона. И тут Олег, то ли избавляясь от улики, то ли поддавшись общей панике, взял и отпустил шарф.

Участковый находился как раз в положении полунизкого старта, когда ему на спину в сопровождении длинного фала мягко рухнула наша кошка. Участковый крякнул и просел. Кошка подпрыгнула, и ловко перескочив через голову Лунохода, метнулась прочь, разматывая клубок из шарфов. Что чувствовал участковый, наблюдая, как в снежной кутерьме от него стремительно уползает разноцветная лента, мы так и не узнали. Но ровно через десять минут он стоял на пороге нашей комнаты с налётом задумчивости на лице. Мы напряглись.
- Пацаны, не спите? Выпить есть чего?
- Товарищ капитан, выпивки море! – обрадовано доложил Олег. – Другая беда, закусить у нас совсем-совсем нечем! Даже хлеба нема!
- Ну, это мы поправим! – сказал Луноход, оценив количество непочатых бутылок и потерев руки. – Пельмени будете? Пельмени у меня в холодильнике, домашние, у Любки брал.

Пока Луноход ходил за пельменями, пока кто-то метнулся на кухню ставить воду, я спустился вниз, вышел на улицу, и тихонько позвал Муську. Она тут же выскочила из-за угла и с ходу запрыгнула на руки, подёргивая хвостом. Никаких шарфов, понятно, при ней уже не было.

Потом мы сидели за столом, галдели, пили водку и заедали, прихлюпывая и обжигаясь, наваристыми горячими пельменями из общей большущей миски. Витя, загрузив в себя стакан, все так же задумчиво сидел чуть в стороне. И тут Муська, которая уже оправилась от стресса и привычно вертелась под ногами, подошла к нему, потерлась о штаны с лампасами, мяукнула, запрыгнула на колени, свернулась клубочком и замурлыкала.
- Хм! К плохому человеку кошка не пойдёт! – польстил кто-то из нас Вите.
- Да уж! Странные животные эти кошки. – задумчиво протянул участковый, провел широкой ладошкой Муське по спине, и вдруг сказал. – Пацаны, зачем вам кошка? У вас же все равно жрать нечего. Давайте я её заберу?
Это было неожиданно. С одной стороны, кошка нам вроде действительно была ни к чему. С другой, как же мы могли её отдать, если это была вовсе и не наша кошка? Просто вот пришла и живёт. Сама по себе. И тогда Олег, как самый старший, прожевал пельмень и весело сказал.
- Знаешь, капитан, давай так. Ты когда пойдёшь, позови её с собой. Если пойдёт – забирай. А если нет – она ж так и так от тебя убежит и к нам вернется.
- Ну, тогда на посошок! А то поздно уже.
Витя посмотрел на часы, аккуратно опрокинул налитую стопку, занюхал корочкой, осторожно опустил кошку на пол, и пошел к двери.

Он её даже не звал. Муська постояла чуток, зевнула, и потрусила следом. Только у порога оглянулась, окинула нас равнодушным взглядом, чихнула, и выскользнула за дверь.

- Да уж! Странные животные эти кошки! - задумчиво протянул Серёга Григорян.
- Да ничего странного. – слегка удивленно посмотрел на него Олег. – Бабы как бабы. Тебе ли не знать. О! Кстати! Не забудь с утра Любке деньги за пельмени отнести.

И разлил по новой. Сегодня всё равно была уже суббота.

Сегодня.
Забрал пацана из садика, отвел в парикмахерскую.
Сам вышел там в скверик рядом, присел на лавочку.
Курю. Читаю мобильник.
От магазина двое, с пакетом наперевес.
Один молодой, здоровый шкаф, три меня, лет тридцати, инвалид первой чеченской (как он вскоре сообщил), второй за шестьдесят, по виду хроник. Идут прямиком на меня, на лавочку. Не пьяные, но слегка. У каждого в руке по пиву.
Эту публику я знаю, щас начнут доёбываться.
Думаю, - ну нахуй, не убегать же с единственной лавочки.

Подходят, молодой.
- О! Братан! Ну, рассказыавай! Как дела?
- Да вот с хуя ли я тебе про свои дела буду рассказывать?
- О!!! Как ты жоско меня срезал!
Усаживаются, начинают громыхать пакетом, бу-бу-бу.
Читаю мобильник.
- Слы, братан! А тя как зовут?
Читаю мобильник.
- Понял! А меня Серёга!
Начинает пересказывать свою биографию. Местами.
Старый молчит, сопит, шуршит пакетом.
В пакете пара водки, банки, бутылка воды, пластиковые стаканчики.
Читаю мобильник.
- Слы, братан! Дай прикурить!
Достаю зажигалку, даю прикурить.
- Слы, братан! А ты не жадный! Гыгы! Дай зажигалку посмотреть.
- Нахуй.
- А чё???
- Схватишь, убежишь.
- Гыгы! Слы, братан! А ты весёлый! (корешу) Пиздец, слы!? Попутчик нам с юмором попался!
Кореш сопит, шуршит в пакете.
Читаю мобильник.
- Слы, братан! А ты служил?
- Служил.
- О! А в каком звании?
- Сержант.
- Бля! Братан! Я же вижу, что у нас дохуя общего!!! И я сержант! А в войсках?
- Ракетчик.
- Бля! А я десантник. Слы, братан, а ты вот такую песню слышал? "Расплескалась синева, расплескалась" Бля, как там...
- "По тельняшкам разлилась, по погонам"
- Бляяя! Братан! Откуда знаешь???
- Да заебали вы всех уже этой песней.
- О! Эт точно!
Поёт песню. Старый кроет поляну. Читаю мобильник.

Дальше начинается самое неприятное.
- Слы, братан! Ёбнешь стаканчик?
- Нет.
- Зря ты так. Я контуженый вообще-то.
- Да мне похуй. Я сам ебанутый.
- Гыгы. Ну давай, а? За знакомство.
- Я не пью.
- Да я и не предлагаю, ёпть! Вы-пить! Стаканчик?
- Ты в ухо что ли контуженый?
- Всё-всё-всё! Братан!!!

Потом с периодичностью в пол-минуты настойчиво предлагается: пиво, водка, пиво, минералка, водка, какой-то бодрящий коктейль кофе с коньяком, пиво. Потом то же самое по кругу в обратной последовательности. Это песня без конца. Читаю мобильник. Внезапно, пошуршав в пакете, молодой неожиданно даже для себя достаёт откуда-то со дна... Твикс!
- О! Братан! Держи! Две палочки хрустящего молочного!
- Вот. Это другое дело.
Забираю шоколадку. Хоть на время утихнет поток предложений.
Молодой счастлив.
И тут старый поднимает голову и произносит первый раз за всё время хриплым басом.
- Серёня! Ну ёптвоюмаааааать! Это ведь была НАША ЕДИНСТВЕННАЯ КАРАМЕЛЬКА!!!

Серёня в лёгкой растерянности.
Из дверей парикмахерской появляется хрюндель.
Гашу мобильник. Встаю.
- Твой?
- Мой.
- Молоток! Сын?
- Дочь.
- Гыгы. Не обижайся, братан!

Уходим с хрюнделем по тротуару. Сзади неожиданно крик.
- Братааааааааан!!!
Останавливаемся. Оборачиваемся. Радостный Серёня с вскинутым вверх кулаком.
- Расплескаааааалась синеваааа, расплескааалаась...

Такие люди.

Вобще-то у меня вопрос, кто че-нить в таком же духе хорошего знает в инете - чтоб почитал и на душе благодать))))

Забавно покупать икру в магазинах Центрторга. Маленькие красивые баночки отнюдь не лежат там вместе с иными прочими товарами на полках и холодильниках, а хранятся отдельно в запертой витрине, как яды и наркотики в аптеке. Потому нельзя, как в других торговых заведениях, просто взять баночку икры, хороший плотный батон и пачку натурального сливочного масла для бутербродного обеспечения и донести искомое в корзинке до кассы. Вот уж нет! Тут – процедура!

Прежде всего необходимо привлечь к себе внимание дородной дамы в колбасном отделе. Дама гордо стоит, повернувшись к миру необъятной кормой, и медитативно нарезает сыр огромным ножом. На корме незримыми буквами начертано: «Весь мир подождет!». И мир, конечно, ждет – куда ему деваться перед, хм… лицом… такого аргумента?

Чтобы привлечь внимание сыроколбасной дамы необходимо подать ей какой-то сигнал, и здесь я застываю в растерянности. Как обратится к этой монументальной женщине? Обычно я обращаюсь к незнакомкам используя слово «барышня», которое хоть и содержит неполиткорректный намек на marriage status, но, за утратой культурного фона, весьма ненавязчивый. Но эта феминоособь отчего то совершенно непохожа на барышню. Настолько непохожа, что вряд ли воспримет обращение на свой счет, а значит не снизойдет ко мне из колбасных далей. Обратиться «дама»? Боюсь, если громко кричать в магазине Центрторга: «Дама, дама!», то создастся ошибочное впечатление, что это грузчики в подсобке в карты играют… Обращение «гражданка» мне, простите, претит - пусть милиционеры так обращаются. От слова «госпожа» в данном контексте отчетливо веет БСДМ. Право же, иногда сожалеешь об утрате гендерно и социально нейтрального «товарищ продавец»…


Решившись, прибегаю к неизящному, но максимально корректному термину: «Уважаемая! Извольте обратить ваше внимание к прилавку!». Ибо слово уважаемая в данном случае как нельзя точно соответствует ситуации – продавщица колбасного отдела невольно внушает уважение, как скифская каменная баба в бескрайних степях.

- Чего взвесить? – разворачивает в мою сторону могучие противовесы кормы продавщица. Вот, она, лаконичность подлинной мудрости! Она не стала размышлять, как ко мне обратиться, выбирая между казенным «покупатель», гендерным «мужчина» и социальным «гражданин». Она просто проигнорировала всякое обращение! Не здесь ли кроется истинный дзен сыроколбасной действительности?

- Не могли бы вы выдать мне вот эту баночку икры? – ответствую я, почтительно склонив главу, как подобает просящему

- Икры? – грозно уточняет колбасная дама.

- Её, – скромно подтверждаю я.

- Баночку? – мне явно дают шанс передумать и не позорить себя этим поступком.

- Увы, именно баночку, – я соглашаюсь принять последствия своего опрометчивого порыва.

- Валя! Валя! – воистину громам небесным подобны голоса продавщиц Центрторга! - да Валя же, ебть!

- Шо? – раздается из подсобки голос столь же могучего тембра.

- Тут какой-то… - проглоченный слог, - хочет икры купить!

- Икры-ы-ы? – подсобочный глас исполнен недоверия, - банку?

- Нет, млять, ведро! – великолепная ирония колбасной дамы поражает в самое сердце даму подсобочную, и та неторопливо покидает свой обильный продуктами питания чертог. Противу всякого ожидания, она оказывается комплекции скорее субтильной, что никак нельзя было предположить, исходя из вокальных данных. Подсобочная дама смеривает меня подозрительным взглядам, и я невольно ожидаю, что мне сейчас придется доказывать свое право на покупку икры – возможно, для этого требуется разрешение с печатью и диплом специальных курсов по вскрытию баночек с колечком.

- Вот эту банку? – еще раз уточняет дама-из-подсобки. Баночка в витрине одна и я молча киваю.

- На какую кассу пойдете оплачивать?

- А на какой у вас обычно оплачивают икру? – интересуюсь я осторожно.

- А у нас сегодня вообще одна работает! – повергает меня в прах своей логикой дама.

- Тогда, если можно, я оплачу на ней…

- Катя! Катя-на-кассе! – разражается пароходным ревом колбасная дама

- Ась? – приглушенно доносится от касс

- Ща те Валя банку икры принесет!

- Икры? – голос из-за кассы крепнет и наливается любопытством

- Да!

- Банку?

- Да, ебть, банку!

Валя торжественно, как хлеб-соль, несет на вытянутой перед собой руке маленькую баночку икры. Шаг ее чеканен и полон величия. Колбасная дама, чье имя осталось неизвестным, провожает ее тяжелым взглядом, явно готовая прикрыть, если я попытаюсь вырвать банку и убежать. Маленькая суетливая Катя-на-кассе хватает банку и ловким движением иллюзиониста прячет куда-то под стол. Я занимаю очередь.

Когда очередь доходит до меня, я пробиваю батон и масло.

- Тут еще должна быть баночка…

- Икры? - радостно догадывается кассирша.

- Да, - со вздохом подтверждаю я, - икры…

- Так это ваша икра была? – с радостным изумлением

- Нет! – не выдерживаю я, - не моя! Лосося это икра! Лосося! А я хотел ее съесть! Намазав от этот батон вот этим маслом!

- Пакет нужен? – сурово спрашивает разом поскучневшая кассирша.

- Нужен! Очень нужен! Я всегда делаю бутерброды с пакетом!

- Мужчина, не хулиганьте! – осуждает меня кассирша, - вас тут много, а я одна!

И, вдохнув, осуществляет обмен денег на баночку, терпеливо ожидая от меня мелочи в виде 20 копеек для полноты сдачи.



Вот так, всего лишь какая-то баночка рыбьих яиц порождает бурление страстей, каковые и Шекспиру было бы не зазорно описать. А икра, меж тем, оказалась пересоленной и невкусной.

Человек должен жить в доме. В совершенно отдельном, индивидуальном, настоящем доме, а отнюдь не в этих коробках из говна и бетона, в которых мы тут в массе своей обретаемся, и где какая-то похмельная сволочь может одним движением заскорузлой своей длани перекрыть нам нах%й воду. Разве это жизнь, когда ты в абсолютной зависимости от неведомого тебе сантехника с ржавым разводным ключом? И от телефонистов, которые запросто отрежут тебе весь твой интернет под корень, потому что у них «кабеля менять пора»? И от электриков, у которых «ноль отгнил», поэтому по розеткам привольно гуляет фазовое, от которого с радостными хлопками перегорают дорогостоящие приборы жизнеобеспечения, навроде компьютера? И под эти дымные аплодисменты ты сидишь без воды, света и телефона и понимаешь, что так жить нельзя.

Квартира это вообще не жилище человеческое, а производственная функция, обратная сторона офиса. В офисе ты работаешь, в квартире – готовишься к работе, наглаживая рубашки и заправляя организм пластмассовым говном из супермаркета. Поэтому здесь все придумано так, чтобы ты не дай бог не задумался, а на кой, собственно, х%й тебе нужна эта бессмысленная деятельность. Для этого, например, в каждом многоквартирном улье есть штатный сверлильщик. Только ты задумался о смысле жизни – бзздрррр! Тррррымм! Дыр-дыр-дыр!!! – сверлит, сука. Перфоратором. Бетон. И такая тут продуманная акустика, что кажется, что он тебе непосредственно в ухо свою адскую машину наставил, аж зубы вибрируют, и ни за что не вычислить, где он, падла, сидит. Да может его и нет вовсе, сверлильщика этого, а просто специальное такое устройство где-то смонтировано. Ведь ежели вдуматься, то ни в одной квартире стен не хватит столько сверлить, одна сплошная дырка бы осталась. А он сверлит и сверлит, из года в год. Сколько живу здесь, столько и сверлит. И в предыдущем доме сверлил, и в предпредыдущем. Нет, как хотите, а не может это быть живой человек, потому что любой бы уже сто раз за%бался, а этот сверлит.


Тут главное что – чтобы человек сосредоточиться не мог, мыслей всяких себе не думал. И если к сверлильщику ты потихоньку привыкаешь – человек вообще, такая сволочь, ко всему привыкает постепенно, даже к тому, что зубы вибрируют, - то на этот случай придуманы соседи. Только ты ночью разделся, в кровать залез, жену нацелился обнять, или книжку почитать, или просто без затей отойти ко сну, как тут же в дверь начинают стучать и орать: «Клава, бл%дь, открывай!» - хотя ты вовсе и не Клава и не был Клавой сроду. И пока ты, матерясь, надеваешь штаны и думаешь чем бы таким поувесистей этого клавоискателя отоварить по %блищу, на площадке уже вопль «Пошел нах%й, мудило пьяное, не открою!» - и ты понимаешь, что это он не в твою дверь стучал, хотя слышно так, будто в твою. И начинается долгий скандал, переходящий в мордобой и милицию, который ты бы рад не слышать – но х%й там, потому что акустика тут так специально придумана, чтоб если не ты к социуму, то уж социум точно к тебе.

Или, если соседи попались некачественные и социальные функции свои исполняют без души – тихо или не каждый день, - то придет тебе ночью во двор некий чорный человек и начнет орать нечеловеческим голосом: «Леееха! Лееееха! Леееха!!!». Долго так, протяжно… Помолчит минут пять, чтобы ты расслабился, и взвоет: «Да леха же, ебтвюмать! Выдь, поп№здеть надо!». И раскроются окна домов, и дружный хор ответит ему: «Да пошел ты нах%й!», и долго будет эхо носиться по двору, повторяя на разные лады: «нах%й, нах%й, нах%й…», как бы примериваясь к звучанию, пока не взвоет сигналка чьей-то машины и не станет орать, пока аккумулятор не сядет. А аккумуляторы сейчас делают х%й знает какой емкости, удивительно даже. Как зимой заводить – так зае%ет своим стартером скрежетать под окном и капотом хлопать и все равно х%й заведется, а как сигналка – так всю ночь будет орать, и лишь под утро начнет подвывать уже редко, задушено, но особенно жалобно, как бы умирая в тоске и одиночестве, аж жалко ее, непутевую.

А потом общая побудка в шесть утра – соло на мусоровозе, вместо гимна. Вернее, это и есть настоящий гимн России, а не тудум-ту-ту-дудум на слова Михалкова – когда биииип-биииип-бииипп сигнал. Это мусоровоз проехать не может, потому что какой-то мудак запарковал свою жигули-девятку поперек проезда. Потом выходит мрачный с похмелья водила и орет зычным голосом на весь тихий утренний двор: «Какое е№аное чмо тут свою телегу поставило? Быро убрал нах%й!». А потом пинков по колесу, и сигналка вау-вау-вау-вау минут десять, пока не прозвучит короткое бип-бип – вышел, значит, владелец, дай ему бог альтернативного счастья во весь анус. И гулко разносится по двору содержательный диалог: «Какого х%я… - да сам ты… - да сам пошел! – да я тебя… - а монтировкой?» Потом девятка наконец уезжает, провожаемая обещаниями в следующий раз «вывалить весь этот е№аный мусор тебе на капот!», и аудиоспектакль переходит к финальному действию – взыыыы – бемц – взыыыы - бумбумбум – х%як! Это раздраженный водитель мусоровоза е№ошит со всей дури контейнерами об асфальт, представляя на их месте эту сраную девятку или голову ее водителя – х%й его знает, что ему там мерещится.

Ну и понятное дело, что от жизни такой в городах люди свирепеют, глупеют и подаются в маньяки, гаишники или даже в эффективные менеджеры. А что им еще остается? Так все и задумано, и не нами. Это чтобы тебе из дому лишь бы съебаться было, хоть бы и в офис, х%й с ним. Иначе кто бы в здравом уме в эти офисы ходил? А отдыхать приходится в пробках, но и там какое-нибудь мудло будет тебе бибикать и фарами моргать, чтобы не расслаблялся. Типа он один тут такой умный, а я от нех%й делать стою, а не потому, что впереди какой-то дед на своем антикварном москвиче закипел нах%й.

Так что человек должен жить в своем доме. Желательно, где-нибудь в лесу, на берегу чистой речки, чтобы только соловьи, лягушки и кузнечики. Чтобы выйдешь ночью поссать с крыльца – а там звезды, ветер листвой шелестит и до ближайшего офиса двести верст лесом.

Благодать.