Косолапый
ТолстО троллить пытаешься. Да и тема не совсем подходящая для троллинга

Первые полеты как раз таки пытались осуществить как птицы т.е смастерить крылья и махать ими, фейлов было 100500

В данном случае нет не только стремлений и попыток, но и даже банального желания двигаться в нужном направлении.

на логическое противоречие указал выше

епнулись, кто покалечился, кто разбился, кто просто больно ушибся и потом поколечился или разбился.

Чтоб куда то двигаццо - надо знать куда и зачем.

Это как специальная олимпиада - даже если ты победил, ты все-равно даун.

в123вв писал(а): Но что делать, если такова жизнь?

Ты способен убить человека ради куска хлеба с толстым толстым слоем черной икры?Я -нет

Ну если может, то почему он не обогнал в своем забеге какого-нибудь жиробаса или типа того? Побежал и проиграл, в чем тут достижение? Если бы выиграл или обогнал хоть кого то здооворого, тогда да...

Ну это тоже крайности.Если бы просто ввязался в драку, дал в морду одному-двум обидчикам, т.е. попробовал бы постоять за себя, его бы просто зауважали и стали б относиться помягше.

Дааа, а давай проецируем это на данную тему. Ты думаешь для инвалида освоить протезы - это мало? Это можно сказать кардинально меняет его жизнь как в качественном, так и в количественном плане. Но тут видишь другой подход - проще кредит в банке взять и форика купить, чтобы передвигаться.

Ага, а нынешний чемпион мира по бегу среди ягуаров просто лох педальный по результатам. Но ведь никто не останавливается ибо среди равных ты - лучший.

Чемпион и не соревнуеццо с ягуарами или соревнуеццо?

ибо случись чего в бой идти с таким чмо , наподобие сычева-СТРАШНО.Из -за его рас3,14здяйства ТЫ можешь лишиться СВОЕЙ жизни
Согласен свою жизнь отдать есличе из-за рас3,14здяя сычева?

Побежал и проиграл, в чем тут достижение?

значит сдохнеш и сам с голоду и твоя семья, получается чмо

Есть мнение, что тот, кого ты люто пистишь, кинет тебя при первож шухере повышаеццо, нет?

ТИМУP писал(а): значит сдохнеш и сам с голоду и твоя семья, получается чмо

Тим, я этого не буду делать в обычной жизни,а если вопрос встанет ребром.Или убить и выжить-убью.Но в обычной жизни, когда есть другие пути найти кусок хлеба-убивать не буду

Скрипкин с винтовкой забрался в кузов; что за операция, он еще не знал, подумал только: может, пленных везут конвоировать или на облаву. Ехали через весь город, на далекую окраину. Километрах в десяти от Ростова машины остановились, и Федоров скомандовал: «Вылазь!» Скрипкин вылез, осмотрелся- вдали виднелась железная дорога, станционные постройки, домики. Рядом был глубокий песчаный карьер. Около этого карьера их поставили полукругом — немецкий офицер командовал, переводчик переводил, и Скрипкин тогда догадался, в чем дело.
Вскоре со стороны Ростова показалась первая крытая брезентом машина. Она остановилась неподалеку от карьера. Из машины вышли люди с чемоданами.
«Операция» проводилась следующим образом. Возле одного из домов привезенные раздевались, — сразу же начинался шум; кричали от неестественности ситуации и от ужаса, потому что как так: приехать куда-то — и вдруг, ни с того ни с сего, велят раздеваться донага, торопят, и хотя ничего не объясняют, все уже становится совершенно понятным. И тогда их охватывало чувство смертельной дурноты, которое бывает, когда тонешь или во время сильного сердечного приступа. И все же в последнем отчаянии сознание еще продолжало сопротивляться, билось, верило, что сейчас все это развеется, в последнюю секунду выплывешь, произойдет чудо, — и отчаянный взгляд человека на краю обрыва цеплялся за Скрипкина. Но он стоял угрюмый, непроницаемый, с левой стороны, рядом с полицейским Лобойко, и не сводил глаз с жилистого немецкого офицера, который бегал с автоматом на шее, суетился, приказывал, подталкивал людей к бровке, ставил их на колени, а затем стрелял им в спину или в затылок. Скрипкин спросил Лобойко, кто этот офицер. Так он впервые услыхал имя Герца.
Напротив себя, в правой стороне полукольца, Скрипкин приметил молодого толстого полицейского в полувоенном френче. Парень держал винтовку неумело, его пухлые руки подрагивали. Когда мимо него подводили к бровке людей, он от них отворачивался. Герц хлестнул его взглядом, парень перествп дрожать, сжал винтовку покрепче. А потом Скрипкин услышал крик — это уже к нему, к Скрипкину, обращался командир взвода Федоров: «Стреляй! У кого слабое сердце, пусть становится на их место» Он вскинул винтовку и выстрелил.
…Когда «операция» закончилась, Скрипкин сказал Федорову:
— Картина очень тяжелая, давай едем домой…
Федоров ответил:
— Ты что, с ума сошел? Расстреляют и нас и семьи наши…
Вечером Федоров затащил Скрипкина на склад, где лежали вещи убитых. Барахло было не бог весть какое — Скрипкин ждал большего, — все же они потихоньку, чтоб не заметили немцы, выбрали себе каждый по костюму двубортному, а Скрипкину достались еще и детские распашонки, правда сильно испачканные кровью.
Придя в казарму, они выпили — после «операции» полагалась водка, — и Скрипкин вспомнил о доме, представил себе, как обрадуется жена, получив от него посылку, и на душе у него потеплело…
Так убийство стало его профессией. Три года подряд он расстреливал, вешал, заталкивал в душегубки — долговязый человек в крагах и сером пиджаке...