Цитата:Ф.Шаргородский
Песня песней.
Ночь звездным простором горит,
Нет ярче ее и чудесней,
В маленьком доме поет хасид
Песню песней.
"О, Суламифь, ноги твои, -
Мраморный взлет колонн!»
В тихую дрему голодной семьи
Мудрый вошел Соломон.
«Груди твои, словно чаши вина,
В глазах колышется ночь.»
Спит истомленная стиркой жена,
Бася — еврейская дочь.
Призадумались в сонных степях
Ковыли на печальных курганах,
С песней на добрых конях
Едут хлопцы в синих жуланах.
Вьются стаи крикливых ворон,
За грядущую тризну споря,
Наступает на спящий Херсон
Молодой атаман Григорьев.
Вьется, пляшет конек-огонек,
Атаман самогоном дышит,
На жупане его поясок
Золотистым узором вышит.
Город взят - и на три дня
Пей, гуляй до-пьяна!
"Берегись, жидовня,
Синего жупана!"
Много у ночи безвестных обид,
Столько же, сколько теней.
В комнате мертвая Бася лежит
Возле мертвых детей.
Пламя над маленьким домом встает
Заревом шалой мести,
Ветер над домом поёт
Песню песней.
Расстилается туман
Дымом на погосте,
Приглашает атаман
Атамана в гости.
«Красных, белых - все равно,
По колено море!»
Едет к Нестору Махно
Атаман Григорьев.
Руку опустил в карман
(Как бы не надули!),
Приготовил атаман
Атаману пули.
- Позабудь, Григорьев, злобу,
Выпей за соседа,
Щоб Котовскому хвороба,
Щоб до нас победа!
И еще, скажу я, сыне,
Молвил тихо Нестор,
Нам двоим на Украине
Нехватает места.
Бьёт без промаха в висок
Батько в атамана,
Зачервонел поясок
Синего жупана.
У равин Менаше задумчивый вид,
На сердце тоска и холод,
К равви Менаше приходит хасид
- Шолом-Алейхем...
Шолом...
- Равви, сомнения больше уж нет,
Довольно мечтать о чуде -
Советы у власти
Семнадцать лет,
И, видно, конца им не будет.
Равви, к чему нам за-зря пропадать,
Старые раны бередить?
Равви! Поедем в Москву торговать!
И равви вздохнул: - Поедем!
В окна вагона влетает луна,
Снежный узор серебрит.
«Груди твои, будто чаши вина",
Шепчет во сне хасид.
На третий день
Заря едва
Над грохочущим городом встала,
К перрону подошла Москва.
Серой громадой вокзала.
Бьет мороз хмельнее браги,
Замерли вагоны,
На перрон выходит агент
В галифе суконных.
На приезжих он глядит
С виду безучастно,
Он приезжим говорит:
- Предъявите паспорт.
У хасида скучный взгляд,
Скучно и Менаше:
- Вытащили,— говорит,
Документы наши.
Улыбается агент,
Расстегнул тужурку:
- Разрешите на момент
Пригласить в дежурку.
И, короче говоря
(Бурно время наше),
Едут вместе в лагеря
Хасид и Менаше.
У Волжской плотины работа кипит,
Гремя заслуженной славой,
У Волжской плотины печальный хасид
И рядом задумчивый равви.
Четыре еврея собрались в круг,
С почтеньем на равви взирая:
Мойшеле Перец, Арончкк Друк
Зяма с Одессы и Брайер.
«Слушай, Израиль! Адонай элойгим»,
Торжественно вымолвил равви:
Скажите вы мне, зачем это им
В таком количестве гравий?
От вида бетона я в вечной тоске,
А им вот - все мало и мало.
Они готовы купаться в песке
И душу отдать для канала.»
- Рабойсай, - добавил хасид.
Что мы здесь слышим и видим?!
Где это видано, чтоб столько обид
Переносили хасиды?
Вот перед вами премудрый раввин
Нежный, ученый равви.
Он, извините, как сукин сын,
Возит песок и гравий!
Вижу, господь потрясает рукой,
Плотина падет Вавилоном.
Где это видано, чтоб так с рекой
Поступали бесцеремонно?
Известные из нашей истории всей,
Напомню я вам ненароком,
С водой управлялся один Моисеи.
Но Мойше ведь был пророком!
Чье это дело - постройка плотин.
Которых не знает и «Раше»?
Евреи молчали, но вдруг один
Твердо промолвил: - Наше!
Я сам из Одессы, я тертый калач.
Вы оба изрядно врете,
И ваш Моисеи был просто туфтач
Такой же, как вы на работе!
И, повернувшись, все сразу вдруг
Ушли, с улыбкой играя:
Мойшеле Перец, Арончик Друк,
Зяма с Одессы и Брайер.
Растерянный равви молчал,
Как море молчит перед бурей.
И слышал хасид, он тихо шептал:
- Цурес...
Но звонкой стеной подымался бетон,
Росла плотины громада,
Плотина гремела со всех сторон
Счастливой песней бригады.