Цитата:Кох усмехнулся.
— Странно видеть подполковника в таком жалком виде. Вам, вероятно, предлагали вступить в «Российскую освободительную армию», которой командует русский генерал Власов? Вы могли бы иметь видное положение в этой армии.
— Быть военнопленным — не значит быть предателем.
— Отдаете ли вы себе отчет в своих поступках здесь, в положении военнопленного?
— Что вы имеете в виду?
— Вы разводите большевистскую пропаганду, надеясь сорвать планы немецкого командования.
— Митингов я не устраивал. Будучи лишен свободы, я не лишен права мыслить, не лишен языка, чтобы своими мыслями обмениваться с людьми, которые окружают меня.
Переводчик внимательно посмотрел на спокойное лицо Ивана Ивановича и стал переводить его ответ.
— Ваша агитация вредна для вашей родины. Мы хотим привлечь военнопленных для налаживания порядка в вашей стране. Советские офицеры вступают в немецкую армию. Советские инженеры и рабочие-специалисты идут на наши заводы. У вас в стране в целом и в армии полное разложение, хаос. Мы должны спасти Россию общими усилиями.
— В Советском Союзе существуют такие организующие силы, которые не допустят разложения в армии и беспорядка в стране. Я глубоко убежден в победе моего народа.
Кох рассмеялся:
— Вы наивный человек!
Комендант открыл ящик письменного стола и вытащил листок, исписанный мелким почерком.
— Я покажу вам документ, который лишний раз свидетельствует о том, что разложение в Красной Армии явилось следствием больших пробелов в воспитании. Немецкий офицер никогда бы не решился написать донос на другого офицера, да еще старшего! Вот, почитайте, — штандартенфюрер протянул бумагу подполковнику.
Это был донос.
Иван Иванович пробежал взглядом по неровным строчкам, написанным, видимо, дрожащей от страха рукой: «Военнопленный подполковник Смирнов ведет в бараке большевистскую пропаганду...» «Комиссар Смирнов рассказывает о каких-то новых победах Красной Армии...» «В течение суток у него на беседах бывают десятки военнопленных...» «Коммунист-подполковник является очень опасным человеком в лагере...» Взглянул на подпись: «лейтенант Песовский».
Кох выжидающе наблюдал за подполковником.
Тот свернул лист вчетверо и положил его на стол:
— В семье не без урода.
Их взгляды встретились. Иван Иванович сурово смотрел в серые, оловянные глаза коменданта:
— Что же касается некоторых пробелов в воспитании, то, как показывают события на фронтах, Красная Армия их успешно исправляет.
Кох вскочил:
— А откуда вам известно положение на фронтах!?
Подполковник ответил, что в концлагерь поступают люди, попавшие в плен значительно позднее его, и он считает их сведения достоверными.
— Вы заблуждаетесь! Незначительная уступка территории, предпринятая немецкой армией для выравнивания линии фронта, не есть отступление!
Унтер-офицер едва успевал переводить. Он хорошо знал характер коменданта. Такая разговорчивость обычно ничего хорошего не обещала.
— О каких успехах вы можете говорить, когда немецкая армия находится в центре вашей России? Инициатива в наших руках. Мы диктуем ход войны. Это видит весь мир! Я даже могу сказать больше: на днях начнется новое грандиозное наступление, и доблестные войска фюрера пройдут до Урала! Вы, русские, еще увидите это!
— Господин полковник, сомневаюсь, что я увижу подобное.
Штандартенфюрер сел.
— Вы правы. Вам, подполковник Смирнов, этого не увидеть. Через пятнадцать минут вас расстреляют. Иван Иванович гордо улыбнулся:
— Вот в этом, господин комендант, я не сомневаюсь.
Кох пришел в бешенство.
— Встать!
Узник неторопливо поднялся.
— Русская свинья, ты не умрешь! Ты будешь жить. Великая Германия умеет наказывать своих врагов. Ты будешь жить, чтобы мучиться в этом аду, гнить, сожалея и раскаиваясь. Ты будешь ползать на коленях и видеть торжество Германии!